— Свалим Немца? Это как же мы свалим Немца? — удивился Люк.
— А мы сделаем вот что. Через третьих лиц пустим слух, что с подачи Немца из России вывезены четыре шедевра современного автора. Никто точно не будет знать, ни кому удалось вывезти, ни имени автора картин. Что скоро их выставят в такой-то галерее, потом, что в другой… Что ходят слухи, что некое высокопоставленное лицо купило их для своей частной коллекции, и картины религиозного содержания, но неоднозначной трактовки никогда и нигде не буду выставляться в силу своего слишком сильного психологического воздействия на владельца.
— Имя надо озвучить. Иначе под нашу оркестровку может спеть кто-нибудь находчивый, — отрезвил его Люк.
Жерар задумался.
— Ты прав. Рискованно. Значит, озвучим имя. Тем лучше даже. Смотри: к Немцу пристает какой-нибудь якобы журналист и просит прокомментировать слухи о картинах Андрея Блаженного…
— Звонит по телефону…
— Да, это еще лучше. Звонит по телефону и просит прокомментировать слухи о четырех вывезенных картинах Андрея Блаженного. Немец его посылает, естественно, но имя он уже знает. Немец обязательно начнет аккуратно наводить справки через своих и выяснит, что картины прибыли с его подачи, так? — Жерар опять начал воодушевляться.
— Так.
— А дальше он попадает в глупейшее положение… Он должен понимать, что шумиха поднята неспроста и что картины вот-вот всплывут. Но не может же он охаять то, что еще не видел? Как он будет рассуждать? Если товар стоящий, то, по крайней мере, этот слух сработает на его репутацию. А если товар не стоящий…
— Но товар стоящий…
— Нет, он-то еще его не видел… Он не будет подписываться заочно… Черт, я запутался…
— Все правильно, он в глупейшем положении. А посему лучшее для него — затаиться и пока не делать никаких телодвижений. А то, что Немец затаился или темнит, — играет нам на руку. Я не хочу с ним делиться. Тут малой кровью не обойдешься.
— Найдешь кого-нибудь подходящего для телефонного звонка Немцу?
— Найду. Это я беру на себя. Теперь адвокат.
Это был вопрос номер два. Дурак им не был нужен, а умный мог начать выкручивать руки.
— Адвокат должен знать все. За исключением маленьких, не украшающих нас деталей.
— Да пусть знает. Слушай, Жерар, ничего криминального нет в нашем деле.
— А как мы будем объяснять сверхприбыли? Где ты видел такие комиссионные за посреднические услуги? Ты предлагаешь заняться еще и отмыванием денег?
— А почему бы и нет?
— Люк, давай все-таки сразу договоримся: все должно быть чистым. Нам нужен очень, очень хороший адвокат, и пусть о законности сделок голова болит у него. Да, придется ему платить. И с этим тоже ничего не поделаешь.
— Как-то все слишком шатко…
— Шатко… Жалеешь, что ввязался?
— Нет. Хочу денег. Хочу много денег.
— Так, ладно, адвокат. Ну что, Пьер или г-н Шабрие? У Пьера, конечно, голова светлая…
— Я тут думал, и вот что хочу тебе сказать по поводу адвоката. Может быть, у Пьера и светлая голова, зато г-н Шабрие уже весьма в возрасте. Понимаешь, о чем я? И опыт у него колоссальный… Понимаешь?
— А ты, пожалуй, прав… Стало быть, Шабрие. Когда его вводить?
Вопрос «когда?» был номером третьим. Время поджимало страшно. Было понятно, что картины Андрея кто-то покупал. Может быть, это были случайные покупатели, но могло быть и другое: конкуренты, причем находящиеся в более выигрышной позиции. Если кому-то во Франции пришла в голову идея с перехватом и последующим контролем Блаженного, то почему бы ей не прийти в голову кому-то в России? Опять же бюрократические проволочки, не говоря уже о времени, которое уйдет на то, чтобы уломать его жениться… Ведь кто знает, что у него в голове? До какой степени он не в себе?
Вопрос номер четыре касался женщины: дело было в том, что кандидатура была всего одна. Искать какую-то другую и обрабатывать ее было уже некогда. И еще неизвестно, как пойдет дело с уже имеющейся…
Все было настолько хрупко и шатко, начиная с предполагаемой будущей стоимости картин и кончая согласием художника жениться. И все это походило бы на абсолютно идиотскую аферу, если бы не четыре полотна, висящих у Жерара. Они смотрели на картины и понимали, что даже старый интриган Немец просто не посмеет не признать их шедеврами, и что игра стоит свеч.
Надо было начинать действовать и по ходу дела, если это потребуется, вносить исправления в сценарий. Неделя обещала быть сумасшедшей.
ЖЕРАР И АНИ
На улице было пасмурно, прохладно и сыро. Ани с Жераром зашли в кафе, больше похожее на ресторан, и, заняв в углу столик, пили кофе с пирожными немыслимой вкусноты. Народу практически не было, обстановка располагала к откровенному разговору, и Жерар осторожно начал прощупывать почву.