— Да я не к тому, это я хотел сказать, что хорошо вырастил…
— Вырастил. Как смог, так и вырастил.
— Ладно. Короче, мы тут опять начинаем дело. Вроде как все наладилось, нашли объекты, будем работать. На днях завезем корма, опилки. Ты как? С нами? Платить будем побольше…
— С вами. Конечно, с вами. Куда же я денусь…
— Слушай, а ты случаем не афганец?
Андрей напрягся, но все-таки ответил:
— Ну было дело… А что?
— Да так, просто иной раз кое-какая подработка попадается, нужны люди толковые и не болтливые.
— Подработка? Какая подработка?
— Ну, знаешь, так, иной раз по мелочи, припугнуть кого, в морду дать… Но платят хорошо. А иной раз может чего и посерьезнее… Но там и бабки другие, сам понимаешь… На таких бабках и подняться можно, ну не сразу, конечно, но можно… Или, там, личным телохранителем… Все-таки воевал, стрелять умеешь, наверняка реакция есть, раз выжил… А то тут у одного нашего клиента телохранитель облажался: качок, туда-сюда, каратэ-маратэ, а как до дела дошло, не смог выстрелить. Дело-то обошлось, но, сам понимаешь, человек нужен, как тебе сказать, проверенный в деле, что ли, который сможет выстрелить, если чего…
Оторванный от жизни, от масскультуры и политики Андрей, не имевший ни радио, ни телевизора, ни, тем более, видео, тем не менее понял, куда клонит его собеседник.
— Нет, ребята, это уже без меня. Я уже накушался… и крови… и стрельбы… и много еще чего…
— А ты все-таки подумай. Может, так ты вырвешься отсюда. Не век же тебе собачье дерьмо убирать.
— Ты подумай, — сказал второй. — А ежели надумаешь — дай нам знать.
На какую-то секунду в душе у Андрея зашевелился червь сомнения, но он тут же ужаснулся самому себе, тому, что даже допустил такую мысль, и тут же категорично отверг их предложение:
— Нет, ребята. Я в войнушку больше не играю. Все. Забудьте. — И для пущей убедительности соврал: — Да я в Афгане все больше бензовоз водил.
— Жалко, конечно. Ну да как знаешь, парень. Мое дело — предложить, твое — отказаться.
Страшные времена закончились, но в душе остался страх, маленькая ледышка, которая никак не хотела таять. Платили неплохо, но Андрей старался тратить на себя по минимуму, откладывая деньги на черный день. Единственное, на что он не скупился, так это на Герата. Дичившийся поначалу пес довольно скоро начал более или менее нормально воспринимать людей, продолжая оставаться начеку, и в случае чего обнажал белоснежные клыки, похожие скорее на кривые кинжалы, нежели на зубы.
От Валерия Михайловича не было никаких вестей, и Андрей, пройдя через голод и помойки, махнул на свое затворничество рукой: привел в относительный порядок имеющуюся в его распоряжении одежду и в свободное время начал ходить по музеям и картинным галереям, благо цены на входные билеты были доступными.
И еще он решил к зиме поднакопить картин, размышляя над тем, а есть ли у других народов аналоги русской пословицы: «От сумы да от тюрьмы…»
НА ИСТОРИЧЕСКОЙ РОДИНЕ
Историческая родина встретила Ани сумасшедшей песцовой метелью и медленно плывущим колокольным звоном. Она ожидала чего-то в этом роде, но не столь прекрасного и величественного. Пока выгружали из машины багаж, пока она расплачивалась с шофером, ее всю запорошило снегом, и от этого было весело, и предстоящая авантюра казалась ей романтической и непременно с хорошим концом. Да и вообще это первое впечатление определило настрой на отпущенное ей время пребывания в Москве.
Ожидавший ее в Шереметьево молодой и интересный преподаватель частной школы, в которой предстояло работать, приятно удивился ее миловидности и молодости (почему-то он был уверен, что приедет чопорная дама забальзаковского возраста), и от этого был предупредительно галантен. Он помог занести вещи в квартиру, проверил, все ли в рабочем состоянии, и вежливо откланялся.
Квартирка, как ее здесь называли — распашонка, — Ани понравилась. Две комнатки были маленькими, но уютно и функционально обставленными. Окна спальни выходили во дворик, а большое окно гостиной — на недавно отреставрированную церковь. На разложенной в спальне широченной тахте были аккуратно сложены новые одеяла, подушки, плед и два нераспечатанных комплекта постельного белья.
Крошечная кухонька сияла чистотой. Ани вспомнила, как кто-то рассказывал, что москвичи обычно устраивают свои посиделки на кухнях, недоверчиво улыбнулась, присела на стул и представила: вот напротив сидит муж, глава семейства, сбоку умещаются двое детишек… А что? Вполне… Ее нынешняя парижская квартира гораздо хуже…