Однако наутро она проснулась здоровой и даже бодрой, вспомнила одиноко стоящего на остановке Андрея, потом как он завернул ее в тулуп и подхватил, как перышко… Ее охватило чувство отчаяния и сожаления. Во всей этой истории, не думая о возможных неприятных или невероятных моментах, Ани вычленила главные достоинства и последнее время ими жила: у нее будет муж, дом, средства к существованию. Задвинулась куда-то на третий план главная идея — обогащение, и осталось только волнующее и счастливое ожидание какого-то скромного, тихого, стабильного, семейного очага. Она так привыкла к мысли, что все это у нее будет, что расставаться с ней было равносильно краху. Тем более теперь, когда она уже видела Андрея, говорила с ним и даже провела ночь в его доме. Он был адекватным, он проявил порядочность, мужество, заботу. В конце концов, он был интересным мужчиной, необычным, к тому же талантливым. Ани вспомнила его глаза, взгляд, в душе что-то сладко оборвалось. «Он мог бы быть моим мужем… Мой будущий муж… А что? А вдруг это моя судьба? — подумала она. — Если бы все удалось, как знать… Может быть, у нас бы и сложилось… Но я не смогу прийти к нему и начать врать, хитрить, кокетничать с ним, соблазнять… Как шлюха… Господи, что же делать? Что же мне делать? А делать мне надо вот что: я не буду никому звонить и предупреждать. Я пойду к нему и расскажу все, как есть, и будь что будет. И если это судьба, то так тому и быть». И опять в душе что-то сладко оборвалось, и нежно и чисто запела счастливая флейта.
Для Андрея произошедшее тоже не прошло бесследно. Он увидел себя, свое житье-бытье глазами Ани — и ужаснулся. Все теперь казалось ему чужим, никчемным, не имеющим права на существование — что-то вроде этих надтреснутых, со сколами по краям тарелок. Кроме Герата, у него никого нет, и он никому не нужен, разве что Савельеву. Картины его тоже никому не нужны. Да, купили несколько штук за бесценок… Если он больше никогда не повезет их на вернисаж, то никто не спохватится, никто не будет искать их, спрашивать о нем. Андрей вспомнил, как он однажды нафантазировал себе невероятную ситуацию с Глазуновым или Налбандяном, и как он подспудно ждал их звонка, как летел к телефону, сшибая на пути табуретки, а позвонил начальник жэка и сообщил о Валюшке… Андрей усмехнулся.
Писать для собственного удовольствия и расставлять написанное вдоль стен этого забытого богом и людьми «красного уголка»? Подарить кому-нибудь? Что ж, пожалуй, возьмут из вежливости, как взяла Машка. А жизнь-то идет… Он то и дело смотрел на свои ночные наброски и переживал; вот она появилась и ушла… Что он мог бы предложить такой женщине? Нет, не такой — этой женщине? Свой облезлый угол? С милым рай в шалаше? Да и шалаш этот не его. Нет у него ничего и, скорее всего, так никогда и не будет. Ани прошла по его жизни метеором, осветив ее на короткий миг, немилосердно позволив увидеть всю глубину падения, и исчезла, и больше никогда не появится. Что он ей? А второго такого случая не будет. Весь день Андрей работал над набросками и в который раз размышлял о своей жизни, о том, что можно сделать, чтобы как-то ее изменить. Например, при случае попросить Валерия Михайловича помочь устроиться на работу. Но разве он сейчас не работает? Вряд ли где-то в другом месте ему будут платить больше. Мысли о возможной работе всегда приходили именно в этот тупик. Хорошо, тогда набрать три, четыре работы, устроиться туда, где дают квартиры, свернуть горы… Он вспомнил, что квартира-то у него есть, но как бы и нет…
А что, если самому найти ее? Частных школ не так уж много… Можно было бы и поискать… Надо только поприличнее одеться… Ну вот найдет он ее, а дальше что? Что он ей скажет? Не дай бог, она подумает, что он разыскал ее в расчете на какую-то материальную благодарность… При этой мысли Андрей просто похолодел. «Ну я и дурак! Ну и дурак же я! Лезу со своим рылом в калашный ряд…»
Тоска, отчаяние безысходности подкатили откуда-то из глубин его души и перехватили горло: «Что же мне делать? Господи, я знаю, что грешен, что мне, наверное, нет прощенья, но тогда отними у меня жизнь и не мучай больше… Ты посылаешь мне — и отбираешь, давая только увидеть, как выглядит это счастье, но не разрешаешь участвовать в нем… Манишь, дразнишь — и отбираешь… Я не понимаю Тебя, не понимаю Твоих путей, но я пытаюсь… Ты знаешь, я никогда не надоедал Тебе, старался не просить, но не сейчас. Я прошу Тебя, не отнимай у меня эту женщину, дай мне возможность увидеть ее хотя бы еще один раз, только один раз… Дай мне еще одну попытку… Я глуп, я непроходимо глуп, я знаю, но я найду слова, я расшибусь, но изменю свою жизнь… Я хочу жить, но если Ты считаешь, что я недостоин хоть капли счастья, отними у меня жизнь, не мучай меня больше…»