— Татьяна, звони Никите. Проси его продать машину. Нельзя же сидеть сложа руки!
Никиту к телефону не звали. Сначала он был в другом корпусе, потом на совещании, а потом сказали, что он уже уехал домой. Вечером все же удалось его отловить.
— Татьяна, а ты на минуточку в курсе, что на эту гребаную машину он брал деньги в долг у меня?!!!! У меня есть его расписка! Так что, знаешь, самое лучшее, что я могу для тебя сделать, это забрать машину от греха подальше. Пока ее у тебя не конфисковали. Будь завтра дома в восемь утра. Я за ней приеду.
Ночью к ней пришел Витюшка.
— Мам, я не могу уснуть, мне страшно…
— Чего тебе страшно? Двери закрыты на ключ, квартира на сигнализации.
— Мне страшно. Это правда, что говорят про папу?
— Что говорят про папу? Кто говорит? — Татьяна повысила голос.
— Я слышал, как бабушка с дедушкой говорили про кладбище и покойников. Это правда?
Нервы у Татьяны сдали.
— Замолчи! Замолчи сейчас же! Твоим бабушке с дедушкой надо язык отрезать! Хватит болтать глупости! И без тебя тошно! Иди сейчас же в свою постель и спи. Все — правда. Твой отец преступник и теперь он будет сидеть в тюрьме до конца своей жизни.
Витька повернулся и пошел в свою комнату. Он не знал, как ему жить дальше. Он, который привык быть первым, у которого всегда было все самое дорогое, самое лучшее, который мог затмить любое хвастовство любого одноклассника чем-то более ярким и весомым, для которого преклонение окружающих было данностью, — завтра войдет в класс, и на него уставятся со злорадным любопытством двадцать пар глаз, и все будут хихикать, подталкивать друг друга локтями и показывать пальцами. А кто-нибудь на переменке обязательно спросит: «Витек, а это правда, что твой отец…» Мысль об этом была непереносимой, и он решил в школу больше не ходить. О том, что он, возможно, больше не увидит отца, Витюшка даже не думал. Это было настолько чудовищно, что даже не укладывалось в голове.
Утром он молча собрался, машинально что-то пожевал, взял ранец и ушел. Дойдя до поворота, откуда мать уже не могла проследить за ним из окна, он свернул в другую сторону и дворами направился не к автобусной остановке, а к бензоколонке, игровым автоматам, туда, где не спрашивали, кто твой отец.
НЕМЕЦ
На следующей неделе они пошли подавать заявление во Дворец бракосочетания. Служащая Дворца, очень полная и очень нарядная дама с замысловатой прической, отнеслась к ним весьма подозрительно. За годы службы она повидала всякого. Отечественный производитель мало того, что измельчал до невозможности, но еще и не торопился жениться. Перелетные пичужки хотели не так уж много: стабильность, мужа (заметим, отнюдь не гражданского), детей. Вот они изо всех сил и стремились в края, где жизнь им казалась теплее и сытнее и куда можно было попасть только через законный брак. Ну, разумеется, можно было сорваться и поехать искать удачи в качестве рабочей силы, и многие дурехи именно так и делали: шли в какие-нибудь агентства, подписывали контракты и попадали в те же самые проститутки. А которые поумней, то есть меньшинство, выходили замуж за иностранцев. Она делила их на несколько категорий. Соплюхи, имеющие в своем багаже только ослепительную молодость. Проститутки (их она определяла на раз, как бы они ни пытались пустить пыль в глаза изысканными манерами). Фотомодели — жалкое сочетание высоты, красоты и дворняжьего приспособленчества. Достойные интеллигентные дамы среднего возраста (за них она болела всей душой). Попадались и ловкие молодые люди, ухоженные, накачанные, забавно корчащие из себя джентльменов.
Эта пара под ее классификацию никак не подходила. Просто неприлично одетый мужчина и иностранка, не сказать, чтобы «мамочка», по виду — ему ровесница… Одета и держится достойно… Насторожило, что говорит по-русски без акцента, хотя фамилия и французская… Вид у обоих испуганный, обращаются друг к другу то на «вы», то на «ты»… Не исключено, что какая-нибудь брачная афера.
Она придиралась к ним из-за каждой буквы, каждой закорючки, и Ани с Андреем извели кучу бланков, пока, наконец, не заполнили бумаги так, как надо. Ани нервничала, ей начало казаться, что Андрей недоволен и уже пожалел о своем решении, а он, прошедший через горнило всевозможных инстанций и философски отнесшийся к процедуре, видел ее состояние и никак не мог придумать, как дать ей знать, что все будет хорошо. Когда служащая с надменным и недовольным видом молча протянула им еще один бланк вместо испорченного, Ани бессильно опустила руки и испуганно посмотрела на Андрея. Он сурово сдвинул брови и тихо прошептал: