Перейдем теперь к анализу экклезиологической позиции Максимина. Начать стоит с вопроса о том, что такое для «арианского» епископа истинная Церковь и истинное церковное Предание. Естественно, Максимин считает подлинной Церковью вовсе не господствующую никейскую Церковь, а общины, сохранившие верность омийству и находящиеся фактически в маргинальном положении, поскольку под именем «ариан» омии к тому времени были официально признаны еретиками в императорском законодательстве[67]. В этой связи для Максимина важно показать, что омийство являет собой не некое гетеродоксальное течение, а традицию, уходящую корнями в доникейские времена и основанную на апостольском и патристическом предании.
Конструируя линию преемственности омийских общин, Максимин ссылается в своих комментариях к актам Аквилейского собора на св. Киприана Карфагенского (Cyprianus beatissimus martur)[68]. Он упоминает также о соответствии доктрины своего течения учению Ария, а также о том, что так учили Феогнид Никейский и Евсевий Кесарийский: «Это в соответствии с божественным учением христианское исповедание Ария, так и епископ Феогнид, так и историограф Евсевий [учат]» (Hoc secundum divinum magisterium Arrii cristiana professio, hoc et Theognius episcopus, hoc et Eusebius storiografus)[69]. Примечательно, что, цитируя слова св. Киприана: «Ты бранишь и Бога, Который есть единственный и истинный…» (Oblatrantem te et adversus Deum qui unus et verus est…), Максимин подчеркивает, что они подтверждают учение Ария (nonne hoc conprobavit Arrium docuisse?). Из этого Максимин делает заключение, повторяющее известное заявление отцов Антиохийского собора 341 г.[70]: «Следовательно, определенно Арий следовал епископам, а не епископы Арию» («Constat ergo Arrium episcopos secutum fuisse, non episcopos Arrium»)[71].
Не забывает Максимин и об Ариминском соборе 359 г. В своем диалоге с блж. Августином Максимин определенно заявляет, что его вера есть вера Ариминского собора: «Если требуешь от меня [свидетельства] веры, то я держусь той веры, которая не только явлена, но и подтверждена подписями трехсот тридцати епископов в Аримине» («Si fidem meam postulas, ego illam teneo fidem quae Arimino a trecentis et triginta episcopis, non solum exposita, sed etiam et subscriptionibus firmata est»)[72].
Кроме того, именно благодаря Максимину до нашего времени дошло уже упоминавшееся сочинение Авксентия Доросторского «О вере, жизни и кончине Ульфилы». Авторитет готского епископа, которого Авксентий сравнивал с ветхозаветными праведниками (Иосифом, Моисеем, царем Давидом, пророком Елисеем), а также с Самим Христом[73], используется для демонстрации преемственности между периодом формирования омийского течения на соборах середины IV в. и временами, когда во главе омийского течения оказались Палладий и Авксентий, т. е. 80-ми гг. IV столетия. В своих примечаниях к сочинению Авксентия и фрагментам Палладия Максимин даже повествует о совместной поездке Ульфилы, Палладия и Секундиана в Константинополь, ко двору Феодосия I, – очевидно, с целью подачи апелляции на незаконные, с точки зрения омиев, решения Аквилейского собора и участия в обещанном теперь уже якобы императором Феодосием новом соборе (recogitarent de concilio promisso a Theodosio imperatore; eis promissum fuisset concilium)[74]. Р. Гризоном было убедительно показано, что данное свидетельство являлось плодом вымысла Максимина, тенденциозно интерпретировавшего сообщение Авксентия о кончине Ульфилы в Константинополе[75].