При этом, если нас интересует история христианской культуры, усвоенной русским обществом, не имеет принципиального значения, знали ли тексты самого блж. Августина. Важно то, как древнерусская православная культура отвечала на те же вопросы, на какие отвечали и блж. Августин, и апеллирующая к его авторитету нормативная вероучительная традиция Западной Европы.
Что касается знакомства Московской Руси с текстами самого Августина, то не исключено, что знаменитый трактат «О Граде Божием» был переведен во второй четверти XVI в.[352] В распоряжении А. М. Курбского еще до его бегства в Литву был список жития Августина, которое, как и «иные словеса» Августина, было переведено с латинского языка[353]. А. И. Клибанов считает, что речь идет о переводе, сделанном самим Курбским в 1550-е гг.[354] Это маловероятно, потому что, как достаточно ясно видно из источников, Курбский овладел латынью лишь в эмиграции[355]. Поэтому нужно думать, вслед за А. И. Соболевским, что «переводчик… был одним из людей, близких к Курбскому»[356]. Ряд переводов из Августина известен по спискам конца XVII в. Это «Книга о видении Христа, или О Слове Бога» («Manuale, seu libellus de contemplatione Christi, sive de Verbo Dei»); «Поучения, или молитвы зело душеполезные» («Meditationes»); «Поучение… да быхом о умерших не скорбели» («Tristitia. de mortuis qualis prohibetur»)[357]. Известно также, что архидиакон Киевского братства Михаил в 1652 г., во время пребывания в Москве, по поручению думского дьяка Михаила Юрьевича перевел «книгу учителя Августина»[358], а в конце XVII в. переводы из Августина были осуществлены в кругу Евфимия Чудовского.
Что же касается состояния исследований в данной области (и тут я имею в виду не столько рецепцию текстов Августина, сколько исследования, которые были ли посвящены таким аспектам русской православной мысли и русской религиозности, как представления о грехе и греховности, о грехопадении Адамовом; о времени и истории, «большой» и «малой» эсхатологии; о том, как именно подходить к экзегезе и толкованию Св. Писания и Предания и т. д.), то, с одной стороны, тех или иных сторон данной проблематики касаются часто[359]; с другой стороны, систематическое изучение соответствующих текстов и других источников предпринимается в высшей степени редко. Еще реже предпринимаются попытки сколько-нибудь строго и внеаприорно сравнить религиозность католиков и религиозность православных на рубеже Cредних веков и Нового времени, хотя бы на уровне нормативных текстов. Единственное исключение, кажется, диссертация, книга и ряд статей М. А. Корзо[361].
Как же в нормативной христианской культуре Московской Руси понимались последствия Адамова грехопадения и соответственно греховность человека?
Повторю, что, как ни неожиданно, отражение даже этого коренного вопроса христианского мировоззрения в текстах Московской Руси не изучено. Обычно принимается, что грех и греховность понимали так же, как на Западе – в рамках того, что называют «общехристианским» вероучением. В самом ли деле так же? Такого рода сомнение возникает при чтении многих русских источников XV–XVII вв., в том числе при чтении текстов, опубликованных в приложении к замечательной книге Т.А. Опариной[362]. В качестве примера возьму отклик на «Учительное Евангелие» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого[363].
О самом Кирилле Транквиллионе-Ставровецком мы знаем, что в конце 1580-х – начале 1590-х гг. он был учителем во Львовской братской школе и в Вильно. В начале XVII в. Транквиллион снова во Львове и выступает здесь одним из руководителей знаменитого Успенского братства. В 1610-е гг. мы его встречаем как игумена сначала Уневского а потом Любартовского монастырей, позднее, в 1621–1625 гг., как проповедника в Замостье. На рубеже 1625–1626 гг. (видимо, после осуждения написанного им «Учительного Евангелия» собором киевского духовенства в 1625 г.) Транквиллион перешел в Униатскую (Греко-Католическую) Церковь. Он известен и как автор еще двух больших книг – «Зерцала богословия» и «Перла многоценного»[364].
Хорошо известно, что в Москве, в кругу патриарха Филарета, «Учительное Евангелие» вызвало резкие нарекания. Первым цензором книги был назначен киевлянин, бывший монах Киево-Печерской лавры Афанасий Китайчич, подвизавшийся в 1620-е гг. в России и ставший игуменом одного из русских монастырей. Он составил заключение о книге Транквиллиона-Ставровецкого[365]. Вторая группа цензоров – Иван Наседка, справщик Печатного двора, и игумен московского Богоявленского монастыря Илья – познакомились одновременно и с отзывом Китайчича, и с самим сочинением. Книга была признана содержащей многие «латинские ереси» и была запрещена к распространению. Более того, экземпляры запрещенной книги разыскивались и какое-то количество экземпляров было даже сожжено на Красной площади[366].
вернутьсяА. И. Соболевский (Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XVI–XVII вв. СПб., 1903. С. 198. Примеч. 2) вслед за В. С. Иконниковым указывает на упоминание в одном из посланий Максима Грека «Иоанна Лодовика, толковника священныя книги св. Августина, епископа Иппонского» и предполагает, что речь идет о переводе с латинского «О граде Божием» с комментариями Иоанна Людовика Вивеса.
вернутьсяОб этих книгах Курбского упоминает в своем письме литовский воевода князь Полубенский (см.: Соболевский. Указ. соч. С. 196. Примеч. 1).
вернутьсяПовести А. М. Курбского об Августине Гиппонском / Изд. А. И. Клибанов // Археографический ежегодник за 1962 год. М., 1963. С. 445–450; КлибановА. И. Духовная культура средневековой Руси. С. 344–349.
вернутьсяСм.: Калугин В. В. Андрей Курбский и Иван Грозный: Теоретические взгляды и литературная техника древнерусского писателя. М.: Языки русской культуры, 1998.
вернутьсяСоболевский. Переводная литература Московской Руси… С. 196.
вернутьсяСм.: Верещагин Е. М. Христианская книжность Древней Руси. М.: Наука, 1996; Аверинцев С. С. Крещение Руси и путь русской культуры // Русская духовная культура / Под ред. Л. Магаротто и Даниелы Рицци / La culturaspirituale russa. A cura di Luigi Magarotto e Daniel Rizzi. Trento, 1992. С. 11–24; Прохоров Г. М. Внутренняя динамика древнерусской культуры или надсознание Древней Руси // Ibid. С. 211–232; Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М.: Аспект-пресс, 1994. Очень важны в этом отношении труды Б. А. Успенского последних 10–15 лет (Успенский Б. А. Крестное знамение и сакральное пространство. Почему православные крестятся справа налево, а католики – слева направо? М.: Языки славянских культуры, 2004; Успенский Б. А. Крест и круг: Из истории христианской символики. М.: Языки славянских культур, 2006). В прежние десятилетия особенно существенным вкладом в эту область исследований стали труды немецких специалистов (LilienfeldF. V. Nil Sorskij und seine Schriften. Die Krise der tradition im Russland Ivans III. Berlin, 1963; Schulz G. Die theologiegeschichtliche Stellung des Starzen Artemy innerhalb der Bewegung der Besitz-losen in Russland der ersten Halfte des 16. Jahrhunderts. Erlangen, 1980 (=Oikonomia. Quel-len and Studien zur Orthodoxen Theologie, XV); Mainka R. M. Zinovy von Oten'. Ein russi-scher Polemiker und Theologe der Mitte des 16. Jahrhunderts. R., 1961 (Orientalia christiana analecta, 160); Schultze B. Maksim Grek als Theologe. R., 1963; Hosch E. Orthodoxie und Haresie im alten Russland. Wiesbaden, 1975 (=Schriften zur Geistesgeschichte des ostlichen Europa, 7); Onash K. Intellektualitat und Spiritualitat // Il battesimo delle terre russe. Bilna-cio di un millenio. A cura di S. Graciotti. Firenze: Leo S. Olschki Editore, 1996. S. 133–142). Недооценены, как кажется, исследования Дж. Биллингтона (Billington J. The Icon and the Axe. N. Y.: Vintage books, 1966; Billington J. H. Ideologia moskiewska // Chrescyanstwo Rusi Kyowkiej, Bialorusi, Ukrainy I Rosji (X–XVII wiek) / Pod red. J. Kloczowskiego. Krakow: PAU, 1997. S. 172–216).
вернутьсяКорзо М. А. Образ человека в проповеди XVII в. М.: Изд-во Института философии РАН, 1999; Корзо М. А. The Image of a Person in Catholic and Orthodox Sermons in Polish-Lithuanian Commonwealth (the Seventeenth Century): Comparative Approach // Churches and Confessions in East Central Europe in Early Modern Times / H. Łaszkiewicz, ed. Lublin: Instytut Europy Środkowo-Wschodniej, 1999. P. 95–98; Корзо М. А. Грех и спасение в католической и православной проповеди Речи Посполитой в XVII в. Попытка сравнения // Славянский альманах. 1997. М.: Индрик, 1998. С. 52–76; Корзо М. А. Порiвняльний аналiз польскоï католицькоï та украïнськоï православноï церковно-учительноï лiтератури XVI–XVII столiть: концепцiя грiха та уявлення про природу людины // Ковчег: Науковий збiрник iз церковної iсторiї. Число II. Львiв: Iнститут Iсторiї Церкви Львiвськоï Богословськоï Академiï, 2000. С. 64–84; Корзо М. А. «Prawosławne wyznanie wiary» Piotra Mohyły. Kilka uwag w sprawie wpływów zachodnich na teologię kijowską // Odrodzenie i Reformacja w Polsce. 2002. Vol. XLVI. P. 141–149; Корзо М. А. «Православное исповедание веры» Петра Могилы: к вопросу о западном влиянии на киевское богословие XVII в. // Сравнительная история: методы, задачи, перспективы: Сб. статей / Под ред. М. Ю. Парамоновой. М.: ИВИ РАН, 2003. С. 33–56. См. также материалы М. А. Корзо на сайте Центра украинистики и белорусистики МГУ (www.hist.msu.ru/Labs/UkrBel) в разделе «Христианство, ислам, иудаизм в истории Европы»). Центр украинистики и белорустики МГУ в 1990-е гг. предпринял попытку осуществить ряд проектов в области сравнительного изучения влияния конфессиональной специфики двух христианских традиций на общества Европы (Дмитриев М. В. Влияние православия и западного христианства на общества // Вопросы истории. 1997. № 12. С. 3–19; Дмитриев М. В. Научное наследие А. И. Клибанова и перспективы сравнительно-исторического изучения истории христианства в России // Отечественная история. 1997. № 1. С. 77–93. Материалы соответствующего сайта: www.hist.msu.ru/Labs/UkrBel).
вернутьсяОпарина Т. А. Иван Наседка и полемическое богословие Киевской митрополии. Новосибирск: Наука, 1998. См. также: Опарина Т. А. Полемическое богословие в России первой половины XVII в. // Palaeoslavica. 2001. Vol. IX (Cambridge (Mass). P. 99–117.
вернутьсяКнига А. А. Булычева благодаря новым архивным находкам реконструирует церковно-политический контекст гонений на украинско-белорусские печатные издания начала XVII в. (Булычев А. А. История одной политической кампании XVII века: Законодательные акты второй половины 1620-х годов о запрете свободного распространения «литовских» печатных и рукописных книг в России. М.: Языки славянской культуры, 2004).
вернутьсяМаслов С. И. Кирилл Транквиллион-Ставровецкий и его литературная деятельность. Киев, 1984.
вернутьсяСм.: Прение с «Евангелием учительным» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого // Опарина. Указ. соч. Приложение № 6. С. 367–394.
вернутьсяСм.: Опарина Т. А. «Книги литовской печати» в «спецхране» Московского Кремля // Славяноведение. 2002. № 2. С. 140–148.