В 1903 г. в КазДА появился более интересный опыт: кандидатская диссертация Александра Полянского – будущего священномученика Амвросия – с характерным названием: «Учение о Царстве Божием по соответствующему сочинению блаженного Августина “О Граде Божием”»[596]. Диссертация была написана почти одновременно с выходом статей протоиерея Павла Светлова «Идея Царства Божия в ее значении для христианского миросозерцания», а отчасти была откликом на них[597]. С одной стороны, работа носила апологетический характер: А. Полянский сетовал, что вопрос о Царствии Божием в русской богословской литературе мало разработан, и это дает возможность современной светской литературе и обществу, охваченным жаждой обновления жизни, «лелеять в своих головах и сердцах сладкие мечты о Царстве Божием как «золотом веке на земле»[598]. Все авторы подобных концепций имеют общее: они представляют будущий золотой век на земле грубо чувственным, материальным. Одно направление, которое возглавляет Лев Толстой, единственным условием основания на земле Царства Божия поставляет свое непротивление злу насилием в связи с другими заповедями своего «евангелия». Другое – «прогрессисты» – всю надежду наступления на земле золотого века возлагают на естественный прогресс человечества, всех сторон его жизни. Третье – марксисты – видят верное средство к обеспечению на земле лучшего будущего в переустройстве экономических условий жизни народа. Четвертое – социал-демократы – в перемене общественных, государственных порядков страны, все равно мирным или насильственным путем. Поэтому необходимо противопоставить этим тенденциям богословие истории как истории спасения, истории Креста и Царства Божия, а наиболее разработана эта тема у Иппонийского епископа. С другой стороны, в работе А. Полянского впервые в русском богословии соединились две линии: уже привычная философия истории блаженного Августина и размышление о Царстве Небесном как предельном состоянии Церкви странствующей. Таким образом, осмысление концепции блаженного Августина как богословия истории начало занимать место в русском духовно-академическом мире, но до какого-то логического завершения этот процесс дойти не успел…
Кандидатские диссертации антропологической тематики, ориентированные на блаженного Августина, также можно разделить на несколько направлений, впрочем, очень тесно связанных друг с другом: спор блаженного Августина с пелагианами, свобода человека, учение о воле и о благодати Божией, психология Иппонийского епископа[599]. Последнее направление набирало силу в связи с общим интересом к психологии в начале XX в., который не мог не захватить и высшие духовные школы. Сюда же можно отнести работы, связанные с самим блаженным Августином и его «Исповедью»[600]. Как представляется юным богословам и будущим пастырям, «Исповедь» блаженного Августина – уникальный источник для личной христианизации, чрезвычайно важный для России конца XIX – начала XX в. Неоднократно проводится сравнение ее с одноименным сочинением Ж.-Ж. Руссо – этому посвящено даже две специальные диссертации[601]. Разумеется, сравнение приводило к выводам не в пользу Руссо: если Руссо, описывая пороки, может возбуждать греховную тягу к ним, то Августин питает к порокам отвращение и учит в деле искоренения порока полагаться на сверхъестественную помощь. Подвиг же человеческий, к которому авторы сочинений призывают вместе с Иппонийским епископом российское общество, – обращение ко Христу, приобретение этого религиозного опыта.
Однако есть и работы, более «обличительные» по отношению к Иппонийскому епископу и написанные с протопастырским пафосом и несогласием: падший человек в понимании блаженного Августина неспособен не только самостоятельно спастись и творить что-либо положительное без помощи благодати, но и делать какое-либо самостоятельное аскетическое усилие.
К антропологическим работам по блаженному Августину примыкают гносеологические, авторы которых обращаются к августиновской sensus mentis – особой способности души познавать Бога[602]. Однако все авторы этих работ не минуют высказать блаженному Августину упрек в том «раздвоении» западного христианства, которому он содействовал: онтологическую пропасть между Богом и человеком, которую сам-то Августин заполнял, прибегнув к платоновской антропологии, но оставил при этом тяжелое наследие как католической схоластике, так и Реформации. В логическом завершении августиновских идей, сделанных схоластами, взаимоотношения между Богом и человеком понимаются как внешние им обоим, благодать же может даваться на основании «заслуг» Христа, удовлетворившего Своей искупительной жертвой Божественное правосудие. Реформаторы, отказавшись от понятий «заслуг» и «добрых дел», остались с раздвоением между Богом и человеком, конечная судьба которого определяется одной благодатью (sola gratia).
596
НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 706.
597
599
НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 1154.
600
ОР РГБ. Ф. 172. К. 272. Ед. хр. 9.
601
ОР РГБ. Ф. 172. К. 391. Ед. хр. 4.
602
ИР НБУВ. Ф. 304. Дис. 1581.