– Ешь, не торопись, это всё тебе, – донеслось из родительской спальни, – отцу я отдельно, в кастрюле там. Как поешь, можешь ещё немного прилечь, поспать, – переодевшаяся из домашнего в служебно-рабочее как солдат, мать торопливо чмокнув, измазанную сладким, пухлую щёку сыночка, ещё раз взглянув на настенные, а потом на ручные часы, тяжко вздохнув, – ну всё. Пошла я, – высыпалась из дачного домика. Досеменив до калитки помахала, наблюдающему за ней в окно, тщательно чавкающему сыночку, и вновь тяжело вздохнув, быстрым шагом, вприбег, посеменила на электричку, то и дело поглядывая на ручные часы.
Родители Москву ненавидели, оба, дружно. Приехав сюда из разваливающегося колхоза, пробыв положенный срок "лимитой", досыта наслушавшись "говняных плевков" от коренных москвичей, получив наконец, вместе с квартирой, заветную прописку, они жили только сыном, в котором души не чаяли, и дачей, которая тоже была для них предметом неистового поклонения. Все свои силы и мысли они направляли только на то, как улучшить этот клочок земли в шесть соток. Приезжали сюда весной самыми первыми и уезжали самыми последними, когда уже было совсем невмочь терпеть всепроникающий холод, когда уже не спасали, вовсю палящие электричество, самодельные обогреватели. Вернувшись на зимовку в городскую, тёплую, но неуютную, неухоженную квартиру, сразу же начинали готовиться к новому дачному сезону. Никогда не забывая, то поодиночке, то вместе, раз в неделю, обычно в выходные, смотаться за город, по снежной холодине, посмотреть – как там?, всё ли цело?, не полазили ли хулиганье из близлежащих подмосковных посёлков или бомжи. И несмотря на все эти меры предосторожности, один раз, когда Андрюше было пять лет, на их даче, зимой, всё же, побывали "новогодние гости". И один-единственный раз, именно тогда, сын увидел своего отца таким, каким ранее не видел никогда в жизни.
– Суки ментовские! – комментировал, своё отношение к вялой и безынтересной реакции на его заявление в поселковую милицию, отец. С колотящимся от ужаса сердечком, Андрюша выглядывая из-за коридорного угла, лупая глазёнками, наблюдал как невдалеке, при свете тусклой лампочки, обычно вялый и трусливо лыбящийся отец мечется по городской, замызганной кухне. Приехавший, добравшийся домой уже за полночь, Юрий Венедиктович "прыгал" туда-сюда, перед сидящей за столом, охающей женой, как боксёр по рингу. То обещая добраться до самой Генеральной прокуратуры, чтобы найти управу на ничего не желающих делать "ментяр поганых", то клятвенно рычал обещая найти "преступников" самолично:
– Убью! Веришь, нет, Надюха, убью! Поймаю, найду кто это сделал и убью! – завершал "грозный мститель", свою речь, после перечисления нанесённых личному имуществу повреждений. Согласно поддакивающая мужу, со страхом поглядывающая на мужа Надежда Николаевна, время от времени накапывая себе в стакан из пузырька, то ли валерьянку, то ли пустырник, разбавив это дело водой из-под крана, дотягиваясь, не вставая с табуретки, произнеся "тост":
– И правильно, Юра! Убить!, убить их мало! Скоты! Скоты такие! Да как они посмели?! – опрокидывала в себя лекарство, как стограммовый выпивон. И убили бы они, однозначно убили, попадись им, в ту минуту, виновники их ущерба личному имуществу. Убили бы не задумываясь, яростно, жестоко, топча ногами, увеча всем, что попалось бы под руку. Только часам к четырём утра, женщине удалось уговорить, взбесившегося от посягательства на его "идола", мужика, выпить немного коньячку:
– Выпей, Юрочка, выпей, немного оно полезно, – убеждала мать, сама постоянно потихоньку прикладывающаяся к рюмашке, своего совершенно непьющего и некурящего, свихнутого на "здоровом образе жизни" супруга, – вот, смотри, где же это? А ладно, ты помнишь, я тебе уже показывала статью, кандидат медицинских наук, между прочим, пишет, что если немного – то полезно, а вредно – только когда много.
Немного успокоенный, ста пятьюдесятью граммами "Арарата", яростно рычащий из отца бес, был на следующую ночь, когда мама ушла на сутки, окончательно утешен тётей Зиной из соседнего подъезда, одной из многочисленных "тёть" Андрюшиного отца, к которым он не особо скрываясь, от делавшей вид, что она ничего не понимает, матери, регулярно "заныривал" для поддержки в здоровом и рабочем состоянии своего полового агрегата.
У обоих супругов, работающих посуточно на "родном" ненавистном им ЖБИ, была заветная мечта: выйти на пенсию, и, оставив жить в городской квартире повзрослевшего Андрюшу, самим перебраться на дачу, на постоянное жительство. Так, как это уже получилось у председателя их дачного кооператива, который вместе с женой, второй год проживал в построенном, из наворованного по стройкам, разнокалиберного кирпича, домишке с печным отоплением, уезжая в Москву только за пенсией и за продуктами.