- Значит, Добро способно порождать Зло! О сколь коварна Природа Вещей! возопил Трурль. - Тогда я бросаю вызов самой Природе! Прощай, Клапауций! Ты видишь меня временно побежденным, но знай: одно сраженье исхода войны не решает!
В одиночестве, угрюмый, ожесточенный, засел он снова за книги и за конспекты. Разум подсказывал, что перед следующим экспериментом надобно оградить жилище крепостною стеною, а в бойницах поставить пушки; однако начать таковым манером претворение в жизнь идеала всеобщей доброжелательности было никак не возможно, поэтому решил он перейти к экспериментальной микросоциологии и строить отныне только модели в масштабе 1:100 000. А чтобы помнить все время, чего ему надо, повесил в лаборатории лозунги, выписанные каллиграфическим шрифтом:
1) Сладостная Добровольность;
2) Ласковое Внушение;
3) Дружеское Участие;
4) Сердечная Забота,
и принялся воплощать их в практическое бытие. Для начала смонтировал он под микроскопом тысячу электронародиков, наделив их довольно скромным умом и чуть-чуть только большей любовью к Добру (ибо уже опасался альтруистического фанатизма). Сперва они довольно сонно кружили в выделенной им для жилья шкатулочке, которую это кружение, равномерное и монотонное, уподобляло часовому механизму. Подкрутив винтик мыслятора, добавил им Трурль разума самую малость; сразу зашевелились они живее, понаделали себе инструментиков из опилок и стали буравить стены и крышку ларца. Трурль увеличил потенциал Добра - и общество воспылало энтузиазмом; все носились взад и вперед, озираясь в поисках ближних, нуждавшихся в утешении, причем обнаружился колоссальный спрос на вдов и сирот, в особенности незрячих. Таким почтением их окружали и так славословили, что бедняжки, бывало, прятались за латунной петлею ларца. И началась у них обычная цивилизованная кутерьма: нехватка убогих и сирых вызвала кризис, а восемнадцать поколений спустя, за неимением в сей юдоли, то бишь шкатулке, достаточного числа объектов, подлежащих интенсивному утешению, у микронародика сложился культ Абсолютной Сиротки, утешить и осчастливить которую до конца вообще невозможно; через эту метафизическую отдушину уходил в трансцендентность избыток добросердечия. Создав потусторонний мир, микронародик обильно его заселил; среди боготворимых существ появилась Пресвятая Вдова, а затем и Небесный Владыка, также нуждающийся в горячем сочувствии. В результате посюсторонняя жизнь пришла в запустение, а духовные корпорации поглотили большую часть светских. Не так представлял себе это Трурль; добавил он рационализма, скептицизма, здравого смысла,- и все пришло в норму.
Ненадолго, однако ж. Объявился некий Электровольтер, утверждавший, что никакой Абсолютной Сиротки нет, а есть только Космос, иначе Шестигранник, природными силами созданный; сиротисты-абсолютисты предали его анафеме, потом Трурль отлучился часа на два по делу, а когда вернулся, ларец скакал по всему ящику - это начались религиозные войны. Подзарядил он шкатулочку альтруизмом заскворчало, словно на сковородке; снова добавил он крупиц разума - приостыло, но какое-то время спустя кружение оживилось, и из всей этой заварухи стали формироваться каре, марширующие неприятно регулярным шагом. В ларце как раз протекло столетие; от сиротистов с электровольтерьянцами и следа не осталось, все рассуждали об одном лишь Всеобщем Благе, писали о нем трактаты, характера совершенно светского. Но потом разгорелся спор о происхождении микронародика: одни говорили, что он зародился из пыли, скопившейся за латунной петлей, другие искали первопричину во вторжении пришельцев из Космоса. Чтобы этот жгучий вопрос разрешить, построили Большое Сверло, намереваясь Космос, то бишь ларец, насквозь просверлить и выяснить, что снаружи находится. Поскольку же там могло обретаться неведомо что, заодно отлили и мини-пушечки. До того все это Трурля огорчило и даже встревожило, что он немедля ларец разобрал и сказал, чуть не плача:
"Разум доводит до сухости чрезмерной, а Добро до безумия! Но почему же? Откуда такой инженерно-исторический фатум?"
Решил он этот вопрос изучить специально. Выволок Трурль из чулана Блаженного, первый свой образец, и когда тот начал постанывать, восхищенный кучею мусора, Трурль подключил к нему маломощный усилитель разумности. Блаженный тут же постанывать перестал, а на вопрос, что ему не нравится, ответил:
- Нравится-то мне по-прежнему все, однако восторг я умеряю рефлексией и, прежде чем восхищаться, хочу дознаться, почему оно мне по нраву и по какой причине, а также зачем, то есть с какой целью? И вообще, кто ты такой, что прерываешь вопросами углубленное мое созерцание? Разве нас что-нибудь связывает? Чувствую, что-то меня побуждает и тобой восхищаться, но разум советует не поддаваться этому искушению: а вдруг ты какая-нибудь ловушка, для меня уготованная?
- Что касается взаимосвязи наших с тобой индивидуумов, - не выдержал Трурль, - то я тебя создал и я же устроил так, что ты находишься в полной гармонии с бытием.
- Гармония? - молвил Блаженный, внимательно целясь в конструктора стеклышками своих объективов. - Гармония, милостивый государь? А почему у меня три ноги? И голова расположена сверху? И слева обшит я медным листом, а справа железным? Почему у меня пять глаз? Ответь, если ты и вправду вызвал меня из небытия!
- Три ноги оттого, что на двух удобно не станешь, а четыре - напрасный расход материала, - объяснил Трурль. - Пять глаз потому, что столько было у меня под рукой хороших стекол, а что до обшивки, то у меня как раз вышла вся сталь, когда я твой корпус заканчивал.
- Ну да! - ехидно усмехнулся Блаженный. - Ты хочешь мне втолковать, что это все проделки глупого случая, слепого жребия, чистейшей тяпляпственности? И я этим сказкам поверю?
- Мне-то, положим, лучше знать, как оно было, если я сам тебя создал! рассердился Трурль при виде такого апломба.
- Я усматриваю две вероятности, - возразил невозмутимо Блаженный. Первая: ты беззастенчиво лжешь. Ее я пока откладываю как неисследованную. Вторая: ты, по своему разумению, говоришь правду, однако отсюда ничего существенного не вытекает, ибо гипотеза эта, вопреки твоим ограниченным знаниям и в соответствии с высшею истиной, - ложна.
- Это как же?
- А так, то, что показалось тебе простым стечением обстоятельств, вовсе не было таковым. Нехватку стального листа ты, допустим, счел обыкновенной случайностью, но откуда ты знаешь, не проявление ли это Высшей Необходимости? Замена стального листа медным показалась тебе лишь удачным выходом из положения, но и здесь, конечно, не обошлось без вмешательства Предустановленной Гармонии.
Точно так же количество моих глаз и ног, по всей видимости, скрывает в себе бездонные Тайны Мироздания, если знать Извечные Значения соответствующих чисел, отношений, пропорций. Три и пять, к примеру, - числа простые. А они ведь могли бы делиться одно на другое, не так ли? Трижды пять - пятнадцать, иначе - единица с пятеркой; сложив, получаем шесть, а шесть, деленное на три, дает два, то есть число моих цветов, ибо я, с одной стороны, железный Блаженный, с другой же - медный! И такие точнейшие соответствия - дело чистого случая? Да это курам на смех! Я - существо, выходящее за твой узенький горизонт, слесаришко несчастный! И если даже в утверждении, будто ты меня создал, есть хоть крупица правды (чему, впрочем, трудно поверить), все равно ты - лишь одно из звеньев Высшей Закономерности, я же - истинная ее цель. Ты случайная капля дождя, а я - прекрасный цветок, двухцветной своей короной славящий все живое; ты - гнилая доска забора, которая только и может, что отбрасывать тень, я же - солнечный луч, освещающий землю. Ты - слепое орудие в Извечной Длани, давшей мне жизнь, и потому совершенно напрасно ты пытаешься унизить мое естество, объясняя мое пятиглазие, троеножие и двухцветность резонами технико-экономическо-снабженческими. В этих свойствах я вижу отражение высшей сущности Бытия как Симметрии, сущности, которую я еще не постиг до конца, но, несомненно, постигну, занявшись этой проблемой поближе; с тобой же разговаривать больше не стану, дабы времени не терять понапрасну.
Трурль, разгневанный этой речью, затащил модель обратно в чулан, и хотя она истошно визжала о суверенности разума, независимости свободной индивидуальности и праве на личную неприкосновенность, выключил у нее усилитель разумности и украдкой, озираясь по сторонам, - не увидел ли кто? вернулся домой. Насилие, учиненное над Блаженным, наполнило его чувством стыда; усевшись опять за книги, он ощущал себя почти что преступником.