— Не теперь. Хочешь провести ночь на бетонном полу или пойдешь со мной?
— А третьего варианта нет? — голос ее лишь слегка дрогнул, и до него дошло, что она до смерти чем-то напугана.
Он медленно улыбнулся.
— Вот это моя Рэчел. Все еще воюет. Ты можешь пойти со мной, и я провожу тебя к тебе в комнату, как воспитанный джентльмен-южанин. Даже не дотронусь. Как тебе такое предложение?
Она ничего не сказала. Он был не настолько тщеславен, чтобы предположить, будто она пересматривает свой выбор.
— А могу я спать где-нибудь еще? — тихо спросила Рэчел.
— Центр практически пустой. Выбирай. А что не так с комнатой, в которую тебя поместила Кэтрин?
— Вообще-то я делю комнату с Кэтрин. Просто подумала, что было бы лучше иметь свой собственный угол, да и Кэтрин, я уверена, предпочла бы уединение.
Вполне разумное объяснение. Но вранье. Люк внимательно посмотрел на нее.
— Ты что-то знаешь, да? — спросил он своим самым мягким, самым проникновенным голосом. Голосом, который мог вышибить слезу даже у самых суровых мужчин. — Чего ты мне не говоришь?
Но, как говорится, нашла коса на камень.
— Ничего, — ответила она с ослепительной улыбкой. — Ровным счетом ничего.
Он посмотрел на нее еще немного, потом кивнул, главным образом себе. Наклонился, схватил за руку прежде, чем она отшатнулась, и поднял на ноги. Искушению прижать упрямицу к себе Люк не поддался из-за непредсказуемости ее реакции.
— Не стоит улыбаться, когда лжешь, — предупредил он, отпуская ее руку. — Это всегда выдает целиком и полностью. Единственное, что могло бы вызвать у тебя искреннюю улыбку, это моя голова на блюде, а я не сделаю тебе такого одолжения.
— Мне остается только надеяться, что кто-то другой позаботится об этом вместо меня.
Он чуть не расцеловал ее за это. Плохо, конечно, что его возбуждает именно такая ее фантазия, но что есть, то есть. Рэчел, как всегда, непредсказуема, и ему захотелось прижать ее к стене и поцеловать.
— Можешь вернуться в свою прежнюю комнату. Она не занята.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю.
Они шли по коридору молча. Было поздно, и сквозь высокие окна виднелась висящая над пустыней яркая луна. Ночь ясная, подумал Люк. Волки выйдут на охоту.
Он остановился возле двери. Эта комната была ближе к его покоям, чем комната Кэтрин, что давало ему немалое преимущество.
— Хочешь, чтобы я сказал Кэтрин, где ты? Она будет беспокоиться.
— Да, пожалуйста.
— Сказать ей, где я нашел тебя?
Ошибиться было невозможно — в ее глазах мелькнул страх. Ну вот, теперь она боится Кэтрин, одну из самых спокойных, самых уравновешенных из всей разношерстной когорты его последователей. Что же произошло в подсобке?
— Пожалуйста, не надо, — выдавила Рэчел приглушенным голосом. — Когда она разрешила мне вернуться, я обещала быть послушной ученицей. В тот зал вход воспрещен.
— А что ты думала там найти? Трупы моих убитых жен?
— Нет, полагаю, они остались в Коффинз-Гроув, — пошутила она.
Он посмотрел вниз, на ее губы, такие бледные, такие полные. Они еще ни разу не касались его тела, а ему так этого хотелось.
— В Коффинз-Гроув ничего не осталось.
Он повернулся и ушел.
Бобби Рей ждал возвращения Рэчел. Кэтрин подозревает что-то и велела последить за ней. Это он умел — следить за людьми. Кэтрин больше не давала ему лекарства, хотя сказала, чтобы он продолжал разговаривать медленно и притворялся рассеянным. Сказала, что ей не нравится, когда он слишком спокоен.
Давно он уже не был спокоен.
Кэтрин нравилась боль. Чем больнее он ей делал, тем больше удовольствия она получала. Ему тоже нравилась боль, но не так сильно, как смерть. Но он уже давно узнал, что, как только их убиваешь, никакого удовольствия больше не остается.
Быть может, Кэтрин позволит убить Рэчел. Она обещала, что позаботится о его нуждах, и он знал, как важно избавиться от дочери Стеллы. И растянул бы удовольствие.
Она вернулась в свою прежнюю комнату. Кэтрин знала, что она так сделает, и сказала, что если Рэчел пойдет туда, значит, ей известно то, чего знать не следует. И не будет никакого вреда в том, чтобы рассказать ей больше, ведь все равно она уже никуда не денется.
В Санта-Долорес нет замков. Ничто не помешает ему попасть к Рэчел Коннери. И никому не будет дела, если она закричит.
Кто бы мог подумать, что старая комната покажется такой знакомой, такой безопасной. Рэчел никак не могла прийти в себя после случившегося на складе. Мучила легкая клаустрофобия — она не боялась темных замкнутых пространств, когда была с кем-то, но одна, не имея возможности вырваться, почувствовала такую сильную панику, что начала сомневаться — а правильно ли она поняла услышанное. Странно, что такой реакции не было в темном и тесном фургоне Люка. Разумеется, там она была не одна. И тогда точно знала, чего боится.