Милославский. Кочубея? В чем дело? Петрович. Выпьем.
Радаманов. Благодарю вас, спасибо. Вы доставили всем громадное удовольствие.
Милославский (пожимает всем руки). Мерси. Мерси.
Радаманов. А ваш товарищ — не артист?
Милославский. Заснул он, черт его возьми.
Радаманов. Бедняга! Он утомился. Ну, пожалуйте в зал. Начинаются танцы.
Музыка.
Милославский. Виноват, я извиняюсь. (Хлопает в ладоши.) Не то.
Поиски «Аллилуйи».
Оркестр играет «Аллилуйю».
Не то!
Радаманов. Не может быть. Как же не то?
Милославский. Громче! Гораздо громче. Да я им сам объясню.
Все уходят.
Аврора. Он забыл слова?
Рейн. Он пьян.
Аврора. Какой-то Кочубей. Смешная фамилия. Но кто меня возмущает больше всех, кто самый недальновидный, самый наивный человек…
Рейн. Саввич?
Аврора. Нет. Вы. (Целует его.)
За сценой вдруг оглушительные, неописуемые звуки «Аллилуйи».
Занавес.
Радаманов. Голубчик Саввич! Ведь вы меня истязаете! Согласитесь сами, при чем же я здесь? Ведь не могу же я повлиять на нее!
Саввич. Я согласился бы скорее отрубить себе руку, чем пытаться оказать на Аврору какое-нибудь давление.
Радаманов. В таком случае о чем же мы говорим?
Саввич. Радаманов!
Пауза.
Радаманов!
Радаманов. Ну, Радаманов… Что Радаманов?
Саввич. Я пришел к вам, чтобы говорить чрезвычайно серьезно.
Радаманов. Слушаю.
Саввич. И говорить об Астрее [12].
Радаманов. Да ведь только что говорили!
Саввич. Погодите. Вы знаете меня очень хорошо. Похож ли я на человека, который способен вследствие овладевшей им страсти, подобно какому-то дикарю, гнаться, как за дичью…
Радаманов. Совершенно не похожи.
Саввич. Я люблю ее пламенно.
Радаманов. Мне известно это.
Саввич. Но мало одной любви для того, чтобы соединиться с любимым существом. Что мне дороже всего в мире?
Радаманов. Астрея?
Саввич. Нет, гармония. И Астрея в великую гармонию входит как часть в прекрасное целое, поймите, Радаманов, что отнять у меня веру в гармонию значит лишить меня жизни.
Радаманов. Директор Института гармонии не может иначе рассуждать. Уважаю вас за это. Продолжайте.
Саввич. Когда я заметил, что чувство овладело мною, что я сделал первым долгом? Я произвел все анализы. Я исследовал свой мозг, моя нервная система обследована досконально. То же было проделано и с Авророй. И передо мною отчетливо обозначилась идеальная пара. Заметьте, она любила меня. Сколько будет два плюс два?
Радаманов. Это известно.
Саввич. Ну, а если вы к двум прибавляете два и вдруг получаете три с четвертью?
Радаманов. Тот, кто складывал, ошибся спросонок.
Саввич. Вам угодно пошутить? Так вот о чем я вам заявляю, Радаманов! Я вас люблю.
Радаманов. Благодарю вас.
Саввич. Я люблю мое человечество, люблю мой век. О, век гармонии! Горжусь тем, что я один из тех, кто прокладывает путь человечеству к совершенному будущему.
Радаманов. Как? То, что есть, вы считаете недостаточно совершенным? О, Саввич! Вам трудно угодить!
Саввич. Не смейтесь. Век несовершенный, настанет же совершенный. Но в нашем веке вы самый лучший. Вот за это я вас и люблю. Так вот что я вам скажу: если вы прибавляете к двум два и не получаете четырех, а меньше, то значит, что одна из двоек неполноценна. Вот одна из двоек перед вами. Я документально докажу вам, что в ней полных два, а вторая двойка не полная.
Радаманов. Час от часу не легче! Что же это? Выходит, что неполноценна Аврора?
Саввич. Да, это ужасно, но это так. Я давно уже заметил это и, признаюсь, скрыл это. Моей мечтой было жениться на ней и некоторую порчу ее замечательного механизма, исправить, чтобы вернуть великому веку женщину с задатками выдающегося ученого, украшение нашей жизни!
Радаманов. Вы меня испугали. Какая же болезнь у нее?
Саввич. Атавизм. Кровь предков, оказывается, кричит в ней. Так вот, Радаманов, она отказалась от меня. Пусть будет так, но я никогда не откажусь от нее…