Рейн. Вы не будете меня кормить?
Радаманов. Вы обижаете нас. Нашего дорогого гостя мы не будем кормить!.. Ах, что вы говорите, Рейн.
Рейн. Машина принадлежит мне.
Радаманов. Ах, дорогой! Поистине вы человек иного века! Она принадлежала бы вам, если бы вы были единственным человеком на земле. А сейчас она принадлежит всем.
Рейн. Я человек иной эпохи и прошу отпустить меня.
Радаманов. Дорогой мой, безумцем я назвал бы того, кто отпустил бы вас.
Рейн. Что это значит?
Радаманов. Я с увлечением читал в газете о том, как к вам появился этот, ну, как его… царь Иван Грозный… Он в девятнадцатом веке жил?
Рейн. В шестнадцатом.
Радаманов. Прошу прощения. Я плоховато знаю историю. Да это и неважно. Иван ли, Сидор, Грозный ли… Голубь мой, мы не хотим сюрпризов… Вы улетите… Кто знает, кто прилетит к нам?
Рейн. Довольно. Я понял. Вы не отпустите меня.
Радаманов. Ах, голубь мой. Зачем же такие жестокие слова! Мы просим, мы молим вас остаться с нами, не покидать нас. Вы не пожалеете, смею уверить вас. О, Рейн. Пройдет краткий срок, и ваша психология изменится резчайше. О, как жаль, что вы не родились в наш век. Забудьте свою эпоху!
Рейн. Я пленник!
Радаманов. Вы терзаете меня, Рейн. Я даю вам честное слово наркома. Мне верят все, что мы дадим вам возможность совершить те путешествия, которые вам будут интересны. Я обещаю вам это. Но вы совершите их вместе с нами. Человечество поставит вам памятник! О, Рейн! Вы только подумайте, какую чудовищную пользу вы принесете людям. Мы обследуем иные века и возьмем из них все, что нужно. Я не могу сравниться с вами, мой драгоценный! Я посредственность, но я кое-что знаю и пылаю при одной мысли о проникновении во время. Как велик радиус действия машины? Я надеюсь, что она не может бить по бесконечности? Надеюсь, потому что мой мозг не вместил бы этого, я сошел бы с ума!
Рейн. Конечно, не бесконечен. Я полагаю, примерно лет четыреста.
Радаманов. А от нашей, значит, тоже на четыреста… А от той, куда мы прилетим, еще на четыреста… О, Рейн! Мы, возможно, еще при нашей жизни увидим замерзающую землю и над ней тусклый догорающий шар солнца… О, Рейн!
Рейн. Я понял. Мне интересно, как же вы все-таки осуществите контроль надо мной? Чтобы вы ни говорили, а ведь вам придется прибегнуть к насилию. Я ведь варвар… Милиционера вы, что ли, приставите ко мне?
Радаманов. Обидел, обидел. Единственный экземпляр милиционера в Москве находится в пятом проспекте Голубой Вертикали, во втором этаже, шестой шкаф… да, да, Аврора затащила меня… он восковой, душечка моя золотая, и платье его пропитано нафталином… Душистый мой ананас… не обижайтесь, так маленькой меня называла Аврора… вы возбуждаете во мне нежность!..
Рейн. Ананас интересуется вопросом о том, как вы осуществите контроль?
Радаманов. Единственным способом, какой мы применили бы ко всякому, в том числе и ко мне. Вы, пушистый коврик, по выражению той же Авроры, вы обнимете меня, вынете механизм, сдадите его мне, я запру его в кассу, а завтра с утра мы вам дадим подручных инженеров. Они будут глядеть вам в глаза, Рейн! О такой славе, как ваша, никто не мечтал на земле… Впрочем, плохо знаю историю… Затем что… затем… все магазины будут торговать вашими бюстами… Что нужно вам еще, о сын нашего, нашего века!
Рейн вынимает механизм, подает Радаманову. Тот прячет его в несгораемую кассу.
Радаманов. Поздравляю вас, инженер Рейн… Так, стало быть, не будет объятий?..
Рейн. Потом.
Радаманов. Потом так потом. Ах, вот память… Оперу я слышал… Тоже вашу, старинную. Как там поется… Погостите… нет, гость… нет… дорогой гость… ну, словом, забыл…
Рейн. Ключ найден. Вот он. Спрячьте и его. Завтра останется только одно: отлить обратный шифр на диске…
Радаманов. О, теперь уже объятия обязательны! О, Рейн! Вы понимаете, как ужасно было бы, если бы вы утаили ключ? Положительно вы поспешили родиться, вам следовало дождаться нашего века!
Аврора (выйдя внезапно). Ты сдал ключ!
Радаманов. Аврора, странно…
Аврора. Я женщина все-таки, папочка!
Радаманов. Я боюсь, что Саввич прав. В тебе действительно сидит какой-то атавизм! Нельзя же подслушивать! Это было принято в том веке…
Мария (выходит). Вот поэтому я и подслушала. Мне простительно. Но, Радаманов, коврик пушистый, вы исправите меня!