К мысли присно помянуто: встречаются в апокрифах тоже истинные логии Христовы, как на грех, не вписанные ни в одну из благовестных священных книг, коллегиально и синодально одобренных епископами к церковному и богослужебному употреблению. Например, достопамятное поучение Спасителя о поселянине, пашущему в субботу свое поле, тем самым нарушая фарисейское предание, каковое сугубо от людского сообщества, а не от Бога, трактует седьмой день. Трудящийся в субботний день благословен, говорит Христос апостолам, коль знает, почему он это делает, и проклят навеки, если не ведает, что творит по невежеству своему. Не человек для субботы, но суббота для человека.
Оттого и просил Сын Человеческий у Бога-отца великой милости и небесного прощения для римских палачей, предавших Его крестным мукам. Ведь их грех и вину глубочайше усугубляли неведение и незнание.
Невежество епископ относил к числу смертных грехов и пороков, присущих роду людскому от ветхого сотворенного Адама, соблазнившегося от незнания того, что добро есть смиренное исполнение воли Божьей, а зло состоит в горделивом противлении предначертаниям Вседержителя. Ибо Древо Жизни, от коего урочно стали отлучены безрассудные Адам с Евой даровало не только бессмертие их смертным телам, но и постепенно приобщало сотворенные из праха земного незрелые и скудоумные человеческие сердца к малой толике необъятной Премудрости Господней, в их потомстве доступной всем разумным душам, так же нуждающимся в определенном образовании и примерном просвещении через пророков, учителей, истолкователей.
Темное людское невежество и безумное отрицание предопределенной Божественной Премудрости были и будут по сути первородными грехами бестолкового человечества, — пришел к заключению епископ, определив по высоте солнца и отклоняющейся тени посоха первый час пополудни. Он одобрительно кивнул собственным мыслям и центуриону Ихтису. К месту дурных событий и суеверных предзнаменований они подъезжают вовремя, соответственно намеченной воинской стратагеме.
Центурион Горс Торкват четко и молодцевато вознес честь виноградным жезлом епископу Аврелию Августину. Он не меньше подчиненных ему контуберналов и командиров тевестийской конницы удовлетворился тем, насколько благополучно, без потерь и происшествий они прибывают в горную долину, где почти что войсковым станом расположились кузнечные и оружейные фабрики близ Тевесты. Если с нами Бог и святой человек Аврелий, то кто против нас?
В свою очередь епископ почти по-военному рассудил несколько иначе. Больше 50 миль за 6 часов по хорошей римской дороге — вполне приемлемо для перехода, не слишком утомившего животных и людей.
И в Тевесту хорошо бы накоротке заехать, чтобы огласить словом истины и миролюбия тамошний клир и притч церковный, повадливых на ереси донтатизма и пелагианства. Сколь уместно вспомнить натурфилософа и метафизика Аристотеля, епископ Фаворин нам, безусловно, друг, но истинная правда стоит дороже иных друзей — лицемерящих донатистов и пелагиан. Вероятно, о философской истине ведать не ведал римский прокуратор Понтий Пилат, греческой поговоркой отмывая руки, обагренные кровью Спасителя. Вон и досточтимый тевестийский прелатус Сильвий Фаворин воистину рад спихнуть нечистоту подале, позабыть о грязнейшем богохульном убийстве пресвитера-миссионера Тротима и трех монастырских братьев.
Для чистых все чисто…
В старом военном каструме лимитатов, ставшем дымным, загрязненным и шумным южным оружейно-кузнечным производством Африки, епископ Аврелий и его внушительное сопровождение надолго не задержались. Поговорив наедине с тощим прохвостом в монашеском одеянии, подобострастно ему кланявшемуся плешивой трясущейся головой, епископ отдал распоряжение всей вооруженной силой двигаться дальше в соседнюю долину на виллу управляющего, ведающего многообразными гражданскими делами, включая людей, животных и рабов, добывающих железоделательное сырье.
КАПИТУЛ III
Благороднейший провинциальный эквит Флакк Секстиллиан Магон превосходно управлял имперскими железными рудниками Ферродики, безраздельно владел необозримыми землями в предгорье и за горами, а также значительной половиной всего тевестийского металла-орикалькума, идущего на оружейно-кузнечные нужды южного лимиса. Потомственный римский всадник-эквит Флакк Магон славился неисчислимым богатством, изнеженным сибаритским образом жизни и, как ни странно, приверженностью ученым натурфилософским занятиям, в том смысле, в каком их определил Лукий Анней Сенека.