Умирают люди, погибают животные, испытанные в стародавнем содружестве с человеком. Околел, отбросив копыта в почетной отставке на монастырском пастбище, немало проживший вконец одряхлевший вороной жеребец Коммод. За ним последовал, где-то в окрестных зарослях сгинул его старый походный спутник — храбрый рыже-серый кот Гинемах, однажды утром не вернувшись к хозяину из последней охоты.
С недавних пор, — наверное, года два-три, — Аврелий взял в обыкновение перебираться на летнее жительство в Новый Органон в июле-августе. В город теперь по мере надобности его доставляют в пароконной повозке. Бывает, и верхом, как в молодости пресвитером, хорошей рысью, стараясь сохранить прямую посадку, он с достоинством, не без юношеской гордости, въезжает в южные ворота.
Случается, и авторская горделивость кое-кому благо приносит. Недаром он включил в гиппонский клир образованного отца Аксиона, прибывшего из Капсы. Епископ с удовольствием заметил, как немедля взревновал к пришельцу диакон Гераклий. Тотчас призадумался упрямец о сане пресвитера, чтоб хоть тут сравняться с соперником, состязательно не уступающем ему ни в учености, ни в красноречии.
Оба они учились в Картаге у профессора Эвлодия. Только Гераклий у нас постарше будет. Он, задрав нос, уже в майористах ходил, когда родители отдали Аксиона в обучение высшей риторике. Нынче же Аксион — пресвитер, то есть старейшина, а Гераклий всего лишь диакон, в переводе с греческого пребывающий прислужником. Однако целомудренной скромности быть смиренными прислужниками-министрами Нового Завета обоим нашим книжникам все же не достает изрядно…
С дальним министерским прицелом епископ поручил молодому отцу Аксиону судебные разбирательства брачно-семейных неурядиц и сумятиц среди паствы, определив ему в помощники и докладчики диакона Гераклия. Сам он обычно сидел себе скромно, молча где-нибудь рядышком сбоку или позади с писательскими табличками на скамеечке.
Коль молчит непроницаемо предстоятель, то и к нему никто не дерзает обращаться, поворачиваться, понапрасну отвлекая от духовных раздумий какими-то мелочными человечьими дрязгами. Он авторитетно здесь и в то же время его тут нет, тем часом судьям и сутягам предоставляется полная свобода выбирать из противопоставлений добра и зла, Бога и человека, души и тела.
Плоть разъединяет, дух соединяет. Не бывать стать настоящей власти от Бога в распрях, раздорах, в разделах. Объединяй людские противоположные стороны и властвуй над ними.
Так-то оно так… Но может ли быть христианская экклесия образцом, прообразом, архетипом гражданской общины, взыскующей Града Божия? Что в экклесиальной общности от изменчивого грешного человека, что от неизменного Бога, греха не имеющего? Кто они, члены тела Христова в церкви дела Божьего?
По делу в благовестии не приходится сомневаться и вопрошать. Где двое коллегиально собираются во имя Его, там и Он рядом с ними. А если их по ходу общелюдских дел не два и не три человека, но сотни, тысячи, миллионы? И в будущем неуклонно умножатся тысячи миллионов во множестве городов-полисов, кесарских царств земных или в одном всевеликом, вселенском доминате. Уяснят ли они цивилизованно, политически все вместе Предопределение во святых? Станут ли далекие потомки лучше, полнее, глубже, проникновеннее, нежели временем отдаленные предки, в откровении понимать, связуя с собственным улучшенным развитым сосуществованием, вечные неизменные заповеди-тестимонии Господни?..
Обо всем этом и многом другом Августин писал и прежде, размышлял о взаимосвязях, задавал себе тому подобные религиозно-философские вопросы; старался пророчески разрешить их по мере той веры, устремленной к познанию, какую уделил ему Господь. Со всем тем на шестьдесят седьмом году земного бытия можно кое-что пересмотреть, а кое-чего добавить, развить, углубить…
Замысел нового многокнижного труда о приложении к добродетельному и благотворительному Граду Земному всего, заповеданного Богом, о понимании прореченных путеводных истин в провозвестиях Ветхого и Нового Заветов у Августина понемногу созрел в умудренном прошедшими годами порядком преклонном возрасте. Сколько лет на размышление и сочинительство ему отпустит Господь, он не знал. Но всемерно уповал на помощь Его, ясность мысли, остроту стиля и пронзительность разума, которому вроде бы еще не грозят старческое слабоумие, тупое недомыслие и недоразуменное болезненное бессилие.