Полагаем, у всех троих едва ли бы возникли непреодолимые препятствия в осуществлении прежней профессиональной деятельности. Старые апробированные навыки работы с информацией им несомненно позволяют найти призвание и признание на телевидении, в прессе, в книжно-журнальной публицистике.
Допустим, Фукидиду вполне по интеллектуальным силам стать телекомментатором международных событий о локальных вооруженных конфликтах и стихийных бедствиях. Если он описал чуму в Афинах, то с тем же профессионализмом сумеет популярно прокомментировать и случаи птичьего гриппа и коровьего бешенства или лихорадки Эбола. Иного нынешним телезрителям, вероятно, и не требуется.
В то же время по масштабам и последствиям Пелопоннесская война афинян и лакедемонян в пересказе Фукидида мало чем отличается от репортажей и комментариев о военных инцидентах в третьем мире в наши новые времена. Чем там и почему дикари-варвары воюют, непритязательную телеаудиторию не волнует, если причины воинственности и миролюбия кроются в неких природных наклонностях человека. Куда ж выступать против природы и естества? Разве лишь погрязнуть в кромешной пропаганде, подавая теленовости в сервильной парадигме «наши против ваших».
Так же естественно, на наш взгляд, смог бы вписаться в современные масс-медиа и Тацит, получив где-нибудь во влиятельной газете еженедельную колонку обозревателя политических и экономических новостей. Не вникая в детали и причины, его нынешние коллеги в присносущем большинстве аналогичным образом ограничиваются перечислениями и констатациями, фигурально поднимая брови и мысленно пожимая плечами. Иные завуалированные жесты или что-либо глубокомысленное, дальновидное, долговременное беспристрастным читателям газет, очевидно, без надобности.
Столь же понадобились и стали бы востребованы таланты Светония, умеющего детализировано и характерно описывать жизнь сильных мира сего, богатых и знаменитых. Колонку светской хроники он бы смог вести гораздо профессиональнее и успешнее по сравнению с теми, кто нынче подвизается в этой сфере нарушений приватности персон и персоналий, привлекающих неоднозначный массовый интерес.
Однако наибольшего успеха Гай Светоний Транквилл, пожалуй, сможет добиться, если в свободное от газетной рутины время со свойственными ему дарованием и прилежанием, займется написанием исторического труда, озаглавленного «Жизнь семи партийных генсеков. От Ленина до Горбачева». И публиковать пикантные отрывки и краткие главки в глянцевых журналах.
Талантливым историографам и бытописателям в наши времена вне всяких сомнений найдется дело, сколь скоро имеются оперативные данные и огромные массивы жестко фиксированной, архивированной информации. Извлекай и пользуйся, благодарные читатели, слушатели и зрители неизменно объявятся.
Квалифицированный античный историк — архивист и анналист — в наши актуальные далеко продвинутые информационные времена не пропадет. Вот и древний астроном, покровительствуемый музой Уранией, может свободно податься в астрологи, если в сегодняшней астрологии до сих пор в чести и почете реликтовая геоцентрическая система Птолемея.
Реликт есть реликт, чего никак нельзя сказать о другой свободной профессии античности. Скажем, о вышезатронутой архаической медицине под патронажем Гигиеи и Асклепия.
Едва ли сегодня найдутся мужчина или женщина, дерзнувшие прибегнуть к помощи знаменитого древнегреческого доктора Гиппократа в попытке вылечить триппер. Литературно допустим такая возможность у них есть, а Гиппократ о мужской и женской гонорее знал, точно описал ее симптомы, в отличие от немыслимой аттической чумы в изложении того же Фукидида.
Думается, сегодня венерических пациентов чудо-доктор Гиппократ нисколько не дождется. Исполать ему уверенно утверждать, будто бы страждущих этой малоприличной хворью он отлично пользовал, излечивал, вряд ли кто-нибудь ему поверит.
Клятва Гиппократа, конечно же, это хорошо, но лечится все же лучше у современных врачей, уже не называющих гонорею греческой болезнью. Свое здоровье, оно, как и времена, все-таки ближе к собственному телу.