А писанье – продукт побочный, типа как мед.Если каждый день на тебя орет идиот,Поневоле начнешь писать стихи или прозу.
«В полосе от возраста Тома Сойера…»
В полосе от возраста Тома СойераДо вступленья в бракЯ успел заметить, что все устроено,Но не понял – как.
Примеряя нишу Аники-воинаИ сердясь на чернь,Я отчасти понял, как все устроено,Но не знал – зачем.
К тридцати годам на губах оскомина.Разогнав гарем,Я догнал, зачем это все устроено,Но не понял – кем.
До чего обычна моя история!Самому смешно.Наконец я знаю, кем все устроено,Но не знаю – что.
Чуть завижу то, что сочту структурою, —Отвлечется взглядНа зеленый берег, на тучу хмурую,На Нескучный сад.
Оценить как должно науку чиннуюИ красу системМне мешал зазор меж любой причиною —И вот этим всем.
Да и что причина? В дошкольном детстве я,Говоря честней,Оценил чрезмерность любого следствияПо сравненью с ней.
Наплясавшись вдоволь, как в песне Коэна,Перейдя черту,Я не стану думать, как все устроено,А припомню ту
Панораму, что ни к чему не сводится,Но блестит, —И она, как рыцарю Богородица,Мне простит.
Мост
И все поют стихи Булата
На этом береге высоком…
На одном берегу Окуджаву поютИ любуются вешним закатом,На другом берегу подзатыльник даютИ охотно ругаются матом.
На одном берегу сочиняют стихи,По заоблачным высям витают, —На другом берегу совершают грехиИ совсем ничего не читают.
На другом берегу зашибают деньгуИ бахвалятся друг перед другом,И поют, и кричат, а на том берегуНаблюдают с брезгливым испугом.
Я стою, упираясь руками в бока,В берега упираясь ногами,Я стою. Берега разделяет река,Я как мост меж ее берегами.
Я как мост меж двумя берегами враговИ не знаю труда окаянней.Я считаю, что нет никаких берегов,А один островок в океане.
Так стою, невозможное соединя,И во мне несовместное слито,Потому что с рожденья пугали меняНеприязненным словом «элита»,
Потому что я с детства боялся всего,Потому что мне сил не хватало,Потому что на том берегу большинство,А на этом отчаянно мало.
Первый берег всегда от второго вдали,И, увы – это факт непреложный.Первый берег корят за отрыв от земли —Той, заречной, противоположной.
И когда меня вовсе уверили в том(А теперь понимаю, что лгали) —Я шагнул через реку убогим мостомИ застыл над ее берегами.
И все дальше и дальше мои берега,И стоять мне недолго, пожалуй,И во мне непредвиденно видят врагаТе, что пели со мной Окуджаву.
Одного я и вовсе понять не могуИ со страху в лице изменяюсь:Что с презреньем глядят на чужом берегу,Как шатаюсь я, как наклоняюсь,
Как руками машу, и сгибаюсь в дугу,И держусь на последнем пределе, —А когда я стоял на своем берегу,Так почти с уваженьем глядели.
Брат
У рядового Таракуцы ПетиНе так уж много радостей на свете.В их спектре, небогатом и простом, —Солдатский юмор, грубый и здоровый,Добавка, перепавшая в столовой,Или письмо – но о письме потом.
Сперва о Пете. Петя безграничен.Для многих рост его уже привычен,Но необычен богатырский вес —И даже тем, что близко с ним знакомы,Его неимоверные объемыВнушают восхищенный интерес.
По службе он далек от совершенства,Но в том находит высшее блаженство,Чтоб делать замечанья всем подряд,И к этому уже трудней привыкнуть,Но замолкает, ежели прикрикнуть,И это означает: трусоват.
Зато в столовой страх ему неведом.Всегда не наедаясь за обедом,Он доедает прямо из котла;Он следует начальственным заветам —Но несколько лениво, и при этомХитер упрямой хитростью хохла.
Теперь – письмо. Солдаты службы срочнойВсегда надежды связывают с почтой,Любые разъясненья ни к чему,И сразу, избежав длиннот напрасных,Я говорю: у Пети нынче праздник.Пришло письмо от девушки ему.
Он говорит: «Гы-гы! Вложила фотку!»Там, приложив платочек к подбородкуИ так отставив ножку, чтоб слегкаВидна была обтянутая ляжка,Девица, завитая под барашка,Мечтательно глядит на облака.