Волчица передвигается на четвереньках, тощая пародия на животное, название которого перешло к ней. Она медленно вползает в дом. Я следую за ней.
Сандра лежит, задыхаясь, на кафельном полу в небольшой кухне. Она не в состоянии двигаться дальше.
Пробормотав несколько утешительных слов, я бегло осматриваю дом. Семья в полном составе, от стариков до зеленых юнцов, собралась в гостиной. Они сидят, зачарованно уставившись на изображение игрока в теннис, картинно застывшего на перехвате мяча на экране телевизора. Неплохая обложка для спортивного журнала.
Сандра доползла до коридора, пол которого устлан зеленым ковром. Она с огромными усилиями передвигает свое тело, такое тяжелое, несмотря на крайнюю степень истощения. Такие тяжелое тело, которое заканчивает сжигать в своей топке последние запасы энергии. Ее губы сливаются с серым лицом. Я слышу, как неравномерными толчками бьется ее сердце.
— Пойду поищу овец.
— Ты же знаешь, это бесполезно.
— Я все же попытаюсь.
— Как хочешь.
Я выхожу на улицу, чувствуя, как на месте моего отсутствующего живота зарождается и начинает пульсировать тупая боль. Как может страдать простое изображение, которым я являюсь? Я полагал, что надежно защищен от подобных неприятностей…
Там, где кончается пригород и начинается собственно город, возвышаются стены недостроенного комплекса зданий. Похоже, здесь строили госпиталь. Одна из его незаконченных башен кажется мне идеальным наблюдательным пунктом. Я ускоряю шаг. Вообще-то я могу перемещаться едва ли не мгновенно на любое расстояние, но в последнее время мои поступки, мое поведение все больше и больше страдают антропоморфизмом. Я копирую человека; я его нематериальная карикатура, одержимая образом почти превратившейся в скелет волчицы. Бледна твоя кожа, кровав твой взгляд…
На несколько мгновений я застываю на месте, копируя миллиарды манекенов, усеявших поверхность Земли, чтобы демонстрировать всевозможные моды в витрине планетарного масштаба.
Крыло госпиталя, куда я собирался заглянуть, избежало стазиса. Там обосновалось целое стадо овец.
Два барана охраняют логово, держа охотничьи ружья на сгибе руки. Изуродованный волк не был пустой угрозой. Это стадо, очевидно, ведет оседлый образ жизни; оно организовано лучше, чем другие группы овец, которые мне приходилось встречать во время моих скитаний. Об этом говорит не только бдительная охрана в серой форме, но и колючая проволока, натянутая в три ряда вокруг здания, а также джип, с которым в стороне возится еще один баран. Я могу поспорить, что подвалы здания заполнены продовольствием и снаряжением. Эта группа должна была основательно прочесать свой район. Она организована по военному образцу, а значит, очень опасна.
Сколько их здесь? Как им удалось собрать все необходимое для нормальной жизни? Всего один человек на тридцать тысяч избежал окаменения; что касается материальных предметов, то пропорция еще меньше. Статистически, у волка гораздо больше шансов загрызть овцу, чем у овцы — отыскать что-нибудь съедобное, избежавшее стазиса.
И все же волчица умирает от голода в пригороде, где я оставил ее, а эти откормленные овцы процветают.
Я должен как можно быстрее найти выход из создавшегося положения. Сандра слишком слаба, чтобы самостоятельно обеспечить себе пропитание. Без моей помощи она конченый человек. Но что я могу сделать для нее? Я, существо, у которого нет тела?
Из башни вылетает свора детей. У всех круглые физиономии здоровых ягнят. Странно. До сих пор ни в одном из попадавшихся мне стад не было ягнят; волки очень быстро расправились с молодняком. Очевидно, только оседлая жизнь позволяет выжить детям. Мне кажется, я нашел ответ на свой вопрос.
При условии, что я буду действовать быстро. Время не ждет.
Но как могу говорить о времени я, рожденный вместе с катастрофой, остановившей время?
Разумеется, информация, содержащаяся в моей памяти, была собрана задолго до провала большей части человечества в бесконечно малую долю секунды. Возможно, она предусматривала и ситуации, подобные той, в которой я оказался. Но память о времени не заменяет собой истинное знание.
Иногда у меня появляется ощущение, что это не моя память отвечает на бесконечно одолевающие меня вопросы. Мне кажется, что кто-то, непрерывно следящий за мной, предоставляет мне сведения, которые считает необходимыми в каждой конкретной ситуации, в то же время скрывая другую информацию.
Но ведь я не личность; меня с трудом можно считать чем-то реально существующим.
Я думаю, что этот мир был создан не случайно, что его возникновение связано с каким-то экспериментом. Меня же назначили быть свидетелем происходящего, снабдив мою память багажом, который, по сути, мне не принадлежит.
Багажом? Скорее, непосильной ношей.
Эти овцы считают, что находятся в безопасности. Несомненно, они уже давно не встречали волков; тот, что распят на рекламном щите, уже почти перестал пахнуть. Моя задача, следовательно, облегчается, потому что главный мой противник — чувство опасности.
В мою сторону направляются три ягненка. Какая безответственность — позволять детям находиться без надзора в таком полном опасностей мире, как этот. Я быстро отступаю, передвигаясь бросками от одной тени к другой.
Ягнята подходят к моему укрытию, живо обсуждая свои ближайшие планы. Их тонкие голоса звучат с типично детскими интонациями. Они спорят по поводу какой-то игры, ради которой они отошли так далеко от убежища. Я почти не прислушиваюсь к их болтовне, надеясь, что они разделятся.
Они проходят мимо. Как они крутят своими толстыми попками! Я уверен, у Сандры сейчас потекли бы слюнки, увидь она их. Меня терзает, словно сверло бормашины, противоречивое чувство. Эти ягнята — сама жизнь. Но волчица — тоже жизнь. Вправе ли я сделать выбор, подменив таким образом судьбу? Может ли одно существование быть более важным, чем другое? О, как мучает меня эта дилемма. Кто имеет больше прав на жизнь — Сандра или кто-нибудь из этих детей? Я не в состоянии принять решение. Но если я так переживаю эту ситуацию, значит, у меня есть нечто вроде совести?
Дойдя до перекрестка, дети разбегаются в разные стороны. Я устремляюсь за самым маленьким. У этого малыша такие приятно пухленькие щечки…
Решающий миг близок. Я должен забыть о сомнениях. Жизнь Сандры зависит от моей решительности.
Я неожиданно появляюсь перед ребенком, возникнув из ничего. Он вздрагивает и хочет убежать.
— Не бойся, я не волк.
— Но ты не пахнешь так, как овцы!
Он отступает шаг за шагом, ища взглядом убежище. Да, родители правильно воспитали его.
— Я - привидение. Я не могу причинить тебе вред.
— Привидение? Их не бывает, это просто вранье.
Большинство старых мифов исчезло вскоре после остановки времени. Остался только всеобъемлющий ужас перед Большим Злым Волком, вместивший в себя все прежние страхи. Я помню стадо овец, за которым незаметно наблюдал некоторое время. Его члены нашли старый кинопроектор и каждый вечер крутили мультфильм "Три поросенка" — очевидно, из чистого мазохизма.
Я пытаюсь сыграть на этом. Привидения больше никого не пугают, потому что с ними не связана реальная опасность. Я протягиваю недоверчиво глядящему на меня малышу руку.
— Попробуй прикоснуться ко мне.
Он тянется ко мне робкой ручонкой, готовый удариться в бегство при малейшем моем движении. Его пальцы проходят через мое изображение. Страх тут же покидает его.
— Почему я не могу дотронуться до тебя?
— Потому что меня здесь нет.
— И где же ты тогда?
— Нигде.
— А что делают привидения?
— Привидения раздают детям подарки.
Подозрительная гримаска.
— Ты не врешь?
— Я же сказал.
— А у тебя есть подарок для меня?
— Да, замечательный подарок. Но тебе придется пойти со мной.