— Позвольте мне перед расставанием поблагодарить вас за все то, что вы для меня сделали, графиня, — довольно сухо произнесла она.
— Значит, в Америку? — сказала графиня со странным выражением. — Что ж, не смею тебя удерживать, дитя мое. Может быть, ты и найдешь там свое счастье. Я понимаю, что происходит сейчас в твоей душе, знаю, как тяжело тебе оставаться здесь после того, как твоей сестры больше нет с нами. Мне и самой, особенно когда я остаюсь одна, делается так невыносимо, сердце сжимает такая тоска, что, кажется, убежала бы куда глаза глядят, прочь из этого дома, в котором уже нет моей дочери. — Графиня поднесла к глазам тонкий надушенный платок. — Но мне тяжело отпускать тебя одну в такую дальнюю дорогу. Я успела полюбить тебя за это время и привязаться к тебе. Знай, что я всегда буду помнить о тебе и беспокоиться, как бы с тобой не случилось чего-нибудь дурного. Ты должна обещать мне, что в случае необходимости сразу обратишься ко мне.
Она протянула на прощание руку. Мария протянула свою и слегка вздрогнула от прикосновения холодных, влажных пальцев графини. Ощущение было такое, будто она коснулась руки мертвеца или мраморной статуи.
— Ты уже решила, чем будешь заниматься, дитя мое? — спросила графиня.
— Нет, об этом я подумаю на месте. Я прежде всего собираюсь отправиться в Гамбург. Оттуда на пароходе в Англию, а из Лондона уже надеюсь отплыть в Америку.
— Ты вступаешь в чужой тебе мир… Может быть, все-таки одумаешься?
— Нет, графиня. Я оставляю эту прекрасную страну, оставляю Европу для того, чтобы никогда уже сюда не вернуться.
— Когда ты намереваешься уехать?
— На будущей неделе, графиня, а пока что позвольте мне еще немного воспользоваться вашей добротой и гостеприимством. Я скопила небольшую сумму и хочу приготовить себе все необходимое для дальней дороги. Когда я закончу приготовления, то сразу же уеду. Я заранее пришла просить вашего согласия, чтобы вы не подумали, что я делаю какие-то приготовления втихомолку, чтобы все было открыто.
— Позволь мне, милое дитя, прибавить кое-что к твоему скромному капиталу, — сказала графиня и, вынув из письменного стола стопку завернутых в бумагу золотых монет, подала его молочной сестре Лили, вся фигура которой в эту минуту так живо напомнила ей несчастную падчерицу, что графиня была невольно тронута.
— Благодарю вас, графиня, — отвечала Мария. — Мне вполне хватит моих денег. Лучше я обращусь к вам в случае нужды.
— Ты всегда была не в меру гордой, дитя мое, — сказала графиня, видимо, рассерженная отказом Марии. — Со временем жизнь обломает тебя и поубавит твоей спеси. Не всегда приходится поступать так, как хочешь. Не всегда возможно исполнять свои капризы. Приходится согласовывать свои желания с обстоятельствами и желаниями других людей. Но я вовсе не собираюсь сердиться на тебя за это, — продолжала графиня, кладя сверток на письменный стол. — У тебя свои взгляды на жизнь, и потому я в данном случае уступаю. Можешь не брать этих денег сейчас и обратиться ко мне позже, когда тебе потребуется. Во всяком случае, надеюсь, ты уведомишь меня, в каком отеле в Гамбурге остановишься, чтобы хоть до тех пор, пока ты на континенте, связь между нами не обрывалась окончательно…
Здесь разговор графини с Марией прервало появление управляющего. Должно быть, он не знал о присутствии Марии, потому что вошел в покои графини весьма бесцеремонно и даже без доклада. Видно было, что он очень торопился.
Графиня, гордо выпрямившись, бросила на него уничтожающий взгляд. Его опрометчивость могла дорого обойтись.
Встреча с Марией действительно была неприятным сюрпризом для господина фон Митнахта, он рассчитывал застать графиню одну.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — сказал он, — я ожидал встретить здесь только служанку, чтобы приказать ей доложить обо мне. Я пришел по крайне важному делу.
Графиня, должно быть, приняла оправдание своего управляющего и не стала выговаривать ему, однако обратилась прежде всего к Марии, как бы отдавая ей преимущество:
— Теперь я знаю все, дитя мое, — снисходительным тоном сказала она. — Надеюсь, что до твоего отъезда мы еще не раз увидимся и поговорим.
Мария поняла, что разговор окончен, и поспешила проститься с графиней. Поклонившись и управляющему, она вышла из комнаты.
— Твои безрассудства опять навлекут беду, — задыхаясь, прошептала графиня, оставшись вдвоем со своим наперсником.
— Она все равно ничего не поняла. — Фон Митнахт пренебрежительным кивком указал на дверь, за которой скрылась Мария, и подошел к окну. — Посмотри, кто приехал. Это и объясняет мой поспешный приход.
Графиня вопросительно взглянула на управляющего и нетерпеливо спросила:
— К нам кто-то приехал? Кто же?
Фон Митнахт указал на окно и мрачно произнес:
— Взгляни сама. Может быть, я и ошибся.
Графиня подошла к окну и глянула вниз.
У подъезда стояла карета. Возле нее прохаживались двое мужчин и, задирая головы, разглядывали архитектуру замка и о чем-то переговаривались.
— Что это значит? — произнесла графиня, невольно отпрянув от окна.
— Асессор Вильденфельс везет в город арестованного лесника, — отвечал фон Митнахт.
— Кто это с ним? — тихо спросила графиня, снова подойдя к окну и стараясь быть не замеченной снизу.
Фон Митнахт подошел к ней почти вплотную.
— Не узнаешь?
— Отойди прочь, они идут сюда, — в сильном волнении прошептала графиня и отпрянула от окна.
— Приказать, чтобы засветили бра? — спросил управляющий.
— Не надо, ничего не надо, — пробормотала бледная графиня. Казалось, она видела что-то недоброе в этом неожиданном посещении. Вид загадочного спутника асессора, судя по всему, взволновал ее более всего.
Управляющий вышел из комнаты, которую уже заполнили ранние сумерки. Появилась служанка и доложила о господине асессоре фон Вильденфельсе.
Графиня тем временем успела оправиться от своего волнения.
— Принять, — коротко приказала она.
Через мгновение на пороге показался Бруно.
Графиня, должно быть, ожидала, что он войдет со своим спутником, и заметно обрадовалась, когда Бруно вошел один. К ней вернулось ее обычное самообладание.
— Я счел своим долгом известить вас, графиня, что, во исполнение распоряжения прокурора, вынужден был арестовать лесничего Губерта Бухгардта, — сказал Бруно после вежливого, но сухого поклона. — Лесничий подозревается в убийстве молодой графини.
— Весьма признательна вам за внимание, — отвечала графиня. — Примечательно, что именно на вас легла нелегкая задача разыскать убийцу. Я знаю, что вам тяжело было переступить порог замка, это видно уже из того, что вы предпочли встретиться с милой бедной Лили у трех дубов, а я ничего не знала о вашем свидании и не могла предвидеть, к каким ужасным последствиям оно приведет. О, я с большой охотой приняла бы вас в замке и с искренней радостью первая протянула бы вам руку в знак примирения. Я предала бы забвению все, что случилось тогда между нами, если бы догадывалась, что вы любите Лили. Да, теперь-то я знаю все, — продолжала графиня, по-видимому, в сильном волнении, — но слишком поздно. Молодую и бесценную для нас жизнь уже не спасти и не вернуть…