Председательствующий сказал, что суд удовлетворит просьбу истицы-ответчицы, и объявил перерыв.
Разбирательство дела было отложено до появления новых свидетелей: доктора, асессора и молочной сестры Марии Рихтер.
XXI. ДУЭЛЬ
Бруно возвратился домой в сильном волнении. Всю ночь он не сомкнул глаз. Нанесенное ему оскорбление требовало отпора, и в то же время он думал о Лили, которой так необходимы сейчас его помощь и поддержка.
Что будет с ней, если его убьют? Конечно, останется еще один верный друг — доктор Гаген, но Бруно был уверен, что его смерть разобьет сердце молодой девушки.
Он решил не говорить ни слова о предстоящей дуэли ни Лили, что было бы с его стороны безумием при ее неокрепшем здоровье, ни доктору. Но при этом он не учел, что Гаген все равно узнает о предстоящем поединке, тем более что они в тот вечер лишь разминулись, и доктор, побывав у больной, после его ухода возвратился в таверну и присоединился к ожидавшим его друзьям.
Первым делом ему сообщили о случившейся ссоре и предстоящей дуэли. Новости эти чрезвычайно удивили Гагена. Он знал спокойный характер и хладнокровие Вильденфельса и был убежден, что того не так-то легко вывести из равновесия.
— Вы не ошибаетесь? — переспросил он. — Неужели асессор Вильденфельс собирается драться на дуэли?
— Именно так, — отвечали ему, — асессор и лейтенант Брандт. Они обменялись визитными карточками, а всякий знает, что это значит.
— Гм. Странно… — пробормотал он, поднеся ко рту свой недопитый стакан вина.
После первого же глотка он вдруг выплеснул вино в открытое окно и потребовал другую бутылку, так как вино в стакане имело странный, неприятный привкус.
Налив себе из новой бутылки, он продолжил разговор со своими собеседниками, но видно было, что мысли его заняты предстоящей дуэлью своего друга. Против обыкновения, он не стал ничего рассказывать и, выпивши всего лишь стакан вина, распрощался.
Едва вернувшись домой, Гаген почувствовал недомогание. Он не обратил на это внимания и лег в постель, думая, что просто переутомился. Однако ночью ему стало настолько плохо, что он даже потерял сознание. Перепуганная экономка сбегала за первым попавшимся доктором. Осмотрев коллегу, тот пришел к выводу, что у него приступ лихорадки, и дал необходимые предписания. Таким образом, доктор Гаген вынужден был несколько дней провести в постели.
Тем временем события развивались своим чередом.
На следующее утро после ссоры к Бруно явился его друг фон Ильменау.
— Ну что, вы обо всем условились? — спросил асессор, усаживая Ильменау в кресло.
— Все устроено, друг мой. Секундантами Брандта будут барон Альгейм и лейтенант Валкер, вашими — фон Блюм и я. Встреча завтра в семь утра в пригородном лесу. Оружие — пистолеты. Вам стрелять первому. На всякий случай с нами будет еще доктор Мюллер.
— Значит, все решилось… Хорошо. Но я хотел бы пригласить еще доктора Гагена.
— К сожалению, это невозможно.
— Почему же?
— У вашего доктора приступ лихорадки.
— Гаген болен?! — изумился Бруно. — Вчера вечером с ним все было в порядке.
— Так мне говорили. Подробностей я не знаю.
— Очень жаль, — огорченно проговорил Бруно.
— Будем надеяться, что до врачебной помощи дело не дойдет, — сказал фон Ильменау, по-своему истолковав огорчение Бруно. — Но в любом случае для беспокойства нет оснований. Господин Мюллер, говорят, тоже неплохой врач, к тому же специалист по огнестрельным ранениям…
— Я не о том, — возразил Бруно. — Гаген — мой близкий друг.
— А-а, тогда другое дело.
— Хотелось бы знать, как его здоровье.
— Пойдемте, я провожу вас. Мне это по дороге.
Экономка Гагена встретила Бруно с заплаканным лицом и опухшими от бессонницы веками. Она сказала, что к больному пока не велено никого пускать, так как он еще не оправился после тяжелого приступа.
Тогда Бруно решил повидать Лили. Он нашел ее в одной из задних комнат дома. Девушка очень обрадовалась, увидев его. Она ничего не знала о происшедшей ссоре, о предстоящей дуэли и даже не подозревала, что Бруно зашел к ней проститься, — может быть, навсегда.
Мысли о том, что будет с ней, если его убьют, тяжелым камнем лежали на сердце Бруно, но он старался не подавать виду. Тем не менее чуткая Лили увидела, что он чем-то сильно озабочен, и отнесла это на счет прошедшего судебного заседания.
— Не беспокойся, — сказала она. — Все скоро объяснится, и я смогу вступить в свои права. Теперь я лишний раз убедилась, что кроме тебя и доктора Гагена у меня нет никого из близких. Но поверь: все, что ни делается — к лучшему.
— Будем надеяться, что так и произойдет и что упрямство графини, которое я никак не могу объяснить, не повлияет на решение суда. Жаль только, что доктор Гаген так некстати заболел.
— Болеют всегда некстати, — улыбнулась Лили. — Но доктор скоро поправится. И потом, у меня ведь есть ты, главная моя надежда и опора.
У Бруно едва не сорвалось с языка, что как раз его-то бедная девушка и может лишиться завтра утром, но он промолчал, дабы не усугублять беспокойство Лили.
А та, позабыв о собственных тревогах, принялась утешать его:
— Не беспокойся, мой милый, все будет хорошо. На днях состоится новое судебное заседание, и все разъяснится. Губерта освободят. Вина управляющего будет доказана. И я смогу уехать к твоей маме, как ты того и хотел. В замок я больше не вернусь — после всего, что произошло.
— Это вполне естественно, Лили. Я очень рад твоему решению. Мне только не дает покоя один вопрос: действительно ли графиня не узнаёт тебя или же делает это умышленно? Трудно поверить подобной испорченности.
— Меня эта мысль тоже мучает, милый Бруно. Я всегда считала, что маман искренне любит меня, хотя Мария очень сомневалась в этом. А теперь я не знаю, что и думать. Наверное, все-таки на маман нашло какое-то помрачение, и она действительно не узнает меня.
— Дай Бог, чтобы тебе не пришлось пережить худших испытаний! — воскликнул Бруно. — А что касается твоей маман, то мы заставим ее признать тебя.
— Что с тобой, Бруно? — встревожилась Лили, уловив в голосе своего жениха какие-то новые, встревожившие ее нотки. — Ты чем-то взволнован? Что случилось?
— Ничего, моя дорогая, все пройдет. Когда мы увидимся в следующий раз, у меня будет другое настроение.