XXIX. МИЛОШ
Одним ненастным осенним вечером, спустя несколько недель после описанных нами событий, некий незнакомец шел со станции железной дороги в город, неся под плащом небольшой чемодан. Судя по упругой, твердой походке, он был еще довольно молод, а когда он останавливался и вглядывался в названия улиц, то в свете фонарей можно было заключить, что ему не более тридцати лет. Вытянутый овал лица и длинные бакенбарды выдавали в нем иностранца. Резко очерченный подбородок и большие темные глаза под густыми бровями оставляли самое благоприятное впечатление и свидетельствовали о твердости характера и природном уме.
Шел дождь, порывами налетал ветер, но незнакомец, казалось, не обращал на непогоду никакого внимания. Улицы в этот поздний час были пустынны и неприветливы.
— «Блюменштрассе», — прочел незнакомец на табличке название улицы. — Это то, что мне нужно. У дома должна находиться белая скамья. А что если ее убрали?
Внезапно незнакомец остановился. Он увидел у двери одного дома светлую скамью.
Подойдя ближе, он попытался прочесть надпись на двери, но было слишком темно. Тем не менее он решил, что это именно тот дом, который ему нужен, и, нашарив звонок, покрутил его несколько раз.
Почти в ту же минуту дверь отворилась, и показалась голова старой экономки Гагена.
— Кто здесь? — спросила она. — Темень такая, хоть глаз выколи. Вы к господину доктору?
— Да, мне нужен доктор Гаген, — подтвердил незнакомец.
— В таком случае можете войти. Только сначале вытрите ноги.
Незнакомец тщательно вытер ноги и вошел в переднюю.
Дверь кабинета приоткрылась, и показался сам Гаген. Увидев гостя, он тут же ввел его в теплый и ярко освещенный кабинет, из чего можно было понять, что человек этот хорошо ему знаком.
Перед тем как войти, незнакомец снял шляпу и отряхнул с нее дождевые капли.
— Я не знал, где мне остановиться, ваша светлость, — почтительно произнес он, — поэтому направился прямо сюда.
— Вы правильно поступили, Милош, — сказал Гаген.
Названный Милошем гость осторожно поставил чемодан в угол, снял плащ и остался в изящном темно-зеленом охотничьем кафтане, какие носят егеря высокопоставленных особ и лесничие.
— Ты только что приехал, Милош? — спросил Гаген.
— Точно так, ваша светлость.
— Ты прямо из Парижа?
— Да, ваша светлость.
— Получил ли ты мое последнее письмо и исполнил ли содержащееся в нем поручение?
— Все исполнил, ваша светлость, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Поэтому и приехал только сегодня. Задержка произошла из-за Леона Брассара. Все прочее я исполнил за один день. Дело же молодого Брассара задержало меня. Но после долгих поисков я все-таки разузнал, что он уже несколько лет как не живет в Париже, уехал.
— Был ли ты в квартире, где он прежде жил?
— Был, ваша светлость. Это в Латинском квартале, улица Тренель, дом номер четырнадцать. Тот самый адрес, что вы мне назвали.
— И кого ты там нашел?
— Старого Брассара, слепого и нищего.
— Как слепого и нищего?
— Точно так, ваша светлость. Жена его умерла, а вскоре и Леон исчез.
— Леон посещал университет?
— Старик жаловался, что его исключили.
— Вероятно, он изрядно набезобразничал, — заметил Гаген. Судя по всему, судьба молодого Брассара его живо интересовала.
— Не только это, ваша светлость. Он забрал у старика все его скудное состояние и убежал с ним.
Это известие, казалось, сильно огорчило Гагена. Несколько мгновений он не мог произнести ни слова — настолько был поражен.
— Это сказал тебе сам старый Брассар? — спросил он, как бы сомневаясь в возможности подобного.
— Точно так, ваша светлость. Старый Брассар запретил мне говорить вам об этом, но я получил приказание отыскать молодого Брассара и считал своим долгом передать вам все, что я выяснил о нем. Да, он стащил у старика одиннадцать тысяч франков ночью, и вместе с ними исчез, так что никто не знает, где он теперь.
— Это ужасно, — пробормотал Гаген. — Мои худшие опасения сбываются. Материнские черты сказываются в нем.
— Я отправился на медицинский факультет, чтобы навести какие-нибудь справки о Леоне, — продолжал Милош, — и там мне сказали, что приятелем его был некто де Фламаган, известный негодяй. Этого Фламагана я нашел, наконец, в Клозери де Лила танцующим канкан. Я заговорил с ним и, как мне кажется, понравился ему. Тогда я завел разговор о молодом Брассаре, и он вскричал полусердито, полупрезрительно: «О, вы тоже знаете этого мошенника?»
— Погоди, Милош, — перебил Гаген рассказ своего верного слуги. — Разузнал ли ты у него что-нибудь о Леоне?
— Нет, ваша светлость.
Наступило непродолжительное молчание. Гаген был заметно огорчен, но скоро взял себя в руки.
— Почему же этот Фламаган назвал своего бывшего приятеля мошенником? — спросил он.
— Потому что тот отбил у него возлюбленную, одну танцовщицу.
Снова наступило молчание.
— И что же, старый Брассар терпит теперь нужду? — спросил Гаген.
— По-видимому, да, ваша светлость.
— До него не доходило никаких известий о молодом Брассаре?
— Нет, никаких. Ни от него, ни от Фламагана мне не удалось узнать ровно ничего. Но в Лионе я встретил брошенную Брассаром танцовщицу Рейнету, ту самую, которую он отбил у своего приятеля, и она высказала предположение, что Леон отправился в Вену, чтобы продолжить свои занятия и в совершенстве изучить немецкий язык, хотя он и без того хорошо владеет им.
— Что она еще говорила?
— Ничего хорошего, ваша светлость. Леон бросил ее, обрек на нужду, а сам скрылся, и следы его затерялись. Рейнета утверждала, что он наверняка переменил имя и носит теперь немецкую фамилию.
— Так-так, — произнес Гаген, как видно, очень взволнованный. — Сведений немного, и все самого дурного свойства. Что ж, этого надо было ожидать…
— Я привез его векселя от парижских банкиров, ваша светлость, — продолжал Милош, вынимая из кармана кожаный бумажник и протягивая доктору.
Тот равнодушно принял его и, даже не взглянув, небрежно бросил на стол, хотя там была огромная сумма.
— Милош, — задумчиво спросил он, глядя на своего слугу, — могу я рассчитывать на твою преданность?
— Я готов пожертвовать жизнью ради вашей светлости, — искренне ответил Милош.
— Я знаю это, — сказал Гаген. — Ты не раз доказал мне свою верность на деле. Теперь у меня новое поручение. Оно потребует от тебя ловкости и хитрости, которых тебе также не занимать. Прежде всего, предстоит сделать вид, что ты меня не знаешь. Ты станешь писать мне, а приходить лично — только тогда, когда это можно будет сделать совершенно незаметно. Запомни, это очень важно.