— Скажи мне, — спросил царь, — какова природа видения, ожидающего меня?
— Сперва царь войдет во внешнюю камеру гробницы.
Навуходоносор вздрогнул.
— Там небеса спустятся усладить ноздри моего господина.
На самом деле сивилла приказала двум девушкам ждать в темноте с дымящимися кадильницами.
— Царь, — продолжала она, — приблизится к противоположной стене, отодвинет в сторону ковер и войдет во вторую залу мертвых; тотчас небесные сферы овеют сладчайшими звуками его слух.
Во втором помещении она спрятала ловких музыкантов с флейтами и цимбалами.
— Царь пройдет через залу, раздвинет занавес и увидит перед собой…
— Ее?
— В ореоле сияния.
В третьем зале Зереш поместила самую прекрасную из своих приспешниц, облаченную в серебряное одеяние; прямо перед нею кипел на огне котелок, содержащий смесь натрона, битума и серы; сквозь пелену поднимавшегося дыма царь должен был узреть видение; молодой жрице велено было спрятаться в одной из боковых комнат после того, как взор царя упадет на нее.
Их путь пересек низко летящий орел.
— Это, — сказала Зереш в духе анимистического антропоморфизма Востока, — Орел. Он смотрит в сердце Солнца. Как сильны его крылья! Смотри, как он величаво летит! Он — символ гордости.
Царь недоверчиво посмотрел на нее.
Они приблизились к пруду, у которого на одной ноге, в бушующем теперь на равнине урагане, стояла выпь.
— Смотри, — промолвила Зереш, — вот Выпь; она печально размышляет у одинокого пруда; мрачна она — символ уныния, вечно неблагодарная, вечно недовольная.
Царь нахмурился, услышав это.
Они почти достигли окраины города мертвых, когда на тропу с ревом выскочил Бык.
— Смотри, — закричала Зереш, — дикий Бык! Он питается травою земли, но попирает землю ногой. Кто приручит его? Он вскидывает голову от избытка силы. Это — символ необузданного духа, того, что в Ионии называют atasthalia — бездумная, сумасбродная душа.
— Прекрати, ведьма! — вскричал царь.
Зереш прикрыла рот рукой.
Они уже подошли ко входу в гробницу, как вдруг оба остановились, словно окаменев; золотистое лицо ведьмы приобрело еще более зловещий оттенок, колени царя подкосились от нового ужаса. Тьма опустилась на землю. Луна светила тусклым рубином.
— Астарта сокрыла свой лик! — прохрипела Зереш. — Она гневается!
Но, когда тень Земли начала покидать орбиту спутника, ведьма спросила:
— Пойдет ли царь дальше?
Царь стоял, прислонившись к скале. Его губы дрожали, но он не мог издать ни звука.
— Пойдем же, — настаивала ведьма, — иначе царю не узреть видение.
Он с усилием выпрямился и пошел неверными шагами меж рядов усыпальниц; наконец Зереш остановилась перед открытым входом.
— Если господин мой отважится войти, откровение не замедлит последовать, и все будет так, как я сказала: ароматы, музыка, видения.
— Но гробница черна, как смерть; я не смею войти в нее!
— Мрак необходим, — ответила Зереш. — Моему господину нечего бояться.
Царь, дрожа, прошел под сводом в коридор, в конце которого раздвинул полог и вошел в первое помещение, слыша за собой в коридоре похоронную песнь ветра. Он стоял неподвижно и ждал обещанных благоуханий, но в ноздри его ударил запах смерти, исходивший от саркофагов.
Замычав от отвращения, он ощупью двинулся вперед и, отодвинув в сторону ковер, спустился по трем высоким ступеням во вторую комнату.
В тот же миг он ощутил присутствие еще одного существа: оно, словно ветер, металось из конца в конец комнаты и, быстро пронесшись мимо, коснулось его. Дух, терзаемый муками! Так подумали и спрятанные Зереш в усыпальнице девушки, которые ранее с криками бежали от призрака, не зная, что Пул, последовавший за своей госпожой к гробнице, стал с тех пор постоянным обитателем уединенного города мертвых.
Но музыка! Призвав на помощь все остатки здравого смысла, царь с отчаянной надеждой прислушивался — напрягал все свои ошеломленные чувства, в то время как Пул, тяжело дыша, метался туда и сюда. Но вот и впрямь раздался звук — громкий, сводящий с ума — треск, лязг, как будто разлеталось осколками стекло или мертвые колотили по тюремным решеткам дома смерти.
По телу царя поползли мурашки, и он, утратив всякое чувство направления, вскинул руки и побежал. Так он достиг третьей завесы и на бегу разодрал ее.