— Мы плыли долго. Капитан… капитан сказал, что надо найти Демьяна… Нашли… Потом поступил новый приказ: искать, где гоблины прячут золото…
— Зачем?
— Деньги нужны… капитан сердился… золото нужно, очень…
— Какой капитан? Кому нужно?
— Наш… Капитан «Валира»… я иду… мы…
Дальше он стал бредить.
Тут уж пожалеешь, что не умеешь лечить, как Бернар. Как мне его сейчас тут не хватало!
Я поднял с земли шлем. Обычный старый шлем. Яйцевидная форма. Ничего примечательного. Наносник, бармица со следами ржавчины…
Вспомнилось, как поменялось в цвете лицо Тура, едва он увидел его на Белом шамане…
Стоп! А ведь Стояна мне говорила… Как же там дословно? «Главное, чтобы ты не вмешивался… даже если увидишь шлем…»
А я ведь его увидел. И ещё вмешался в церемонию!
Дурак!
— Шлем Ермолая, — еле слышно проговорил Тур, бледнея…
Бился Белый шаман просто отлично. Вот не думал, что он окажется таким прекрасным воином.
Пользовался только длинным ножом, а в правой зажал тяжёлую секиру.
Взмах. Лезвие с противным свистом рассекло воздух подле самого уха. Выпад вперёд и укол ножом.
Я парировал. Веер искр рассыпался во все стороны.
Снова взмах и секира с лёгкостью пушинки помчалась к моей шее.
Что-то холодное коснулось открытого участка кожи. Голова закружилась, и сквозь какой-то неясный гул я услышал крик Тура:
— Держись! Сзади!..
Я даже не знаю, отчего вдруг, но рука сама схватила висевший на шее Оберег. «Рубин» вспыхнул, и стало вдруг жарко.
События замедлили свой бег, а когда красная пелена спала с глаз, то уже вокруг меня валялось около десятка воинов. Голова Белого шамана медленно подкатилась к ногам, тут же выпадая из шлема. По кровостоку сакса прямо на широкий лоб орка упала громадная темная капля крови…
— Медный рудник, — вдруг снова подал голос Щука, приходя в себя, — не давал нужного количества… Да и за золотую монету можно купить куда больше…
— То есть? — снова наклонился я.
— На всё нужны деньги…
— Вас отправили грабить гоблинов? И кому предназначалось золото?
— Капитан знает… я мелкая сошка.
— Как к нападению привязан Демьян Молотов?
— О! Ему бы ерепениться! — нагло ухмыльнулся Щука.
Тут его глаза снова закатились, но он каким-то чудом удержал своё сознание на плаву.
— Где остальные наёмники?
— Мы разделились на три отряда… Я был из тех, кого отправили в посёлок. Демьян сказал, что сейчас все воины турора на зимней охоте.
— А остальные?
— Второй отряд… он отправился в Мешок… судя по всему, они и нашли святилище…
— А третий?
— Не помню… кажется, куда в храм… А больше я не помню, клянусь… Мы ничего в посёлке не нашли… Варлам, сука, всё напутал!..
Щука замолчал. Он закатил глаза и потерял сознание.
Я снова поднял шлем, отмечая качество метала.
Значит, он принадлежал Ермолаю. А если это так, то отсюда следует… А что отсюда следует? С какой бы стати шлем Ермолая, отправившегося на север, оказался тут, в Южном Уречье, да ещё у орка-шамана?
Интересная загадка.
Щука натужно вздохнул и… кончился.
Я видел, как медленно опускается его грудь, делая последний свой выдох. Руки расслабились и упали на снег.
Вот я потерял ещё и свидетеля.
С минуту ещё смотрел на остывающее тело наёмника, а потом поднялся и на негнущихся ногах поплёлся через взгорье к Молотовке.
Скажу сразу — намучился страшно. Благо, что турора потеряли мой след.
В дороге на меня чуть не напала серая рысь. Она злобно смотрела мне в глаза, но не выдержав взгляда, ушла восвояси.
На третий день уже просто лежал в снегу. Не было никаких сил подняться.
Честно говоря, мне уже было всё равно. Просто хотелось спать. Лежать без конца. Пусть даже и в глубоком холодном снегу…
Что-то горячее макнуло веки. С трудом их разлепив, я увидел перед собой морду огромного пса. Рядом сидел второй.
Горячий язык снова облизал мои скованные морозом веки.
Второй пёс подошёл ближе и с силой толкнул меня лбом в бок.
— Вставать? — еле слышно спросил я у них.
Собаки поочерёдно толкали меня под рёбра, заставляя подняться.
Просто неимоверным усилием, я заставил себя это сделать.
Всего путь до посёлка занял четыре неполных дня. К обеду последнего я почти что «выполз» на опушку елового леса. Впереди саженей через сто виднелся припорошенный недоделанный частокол. У ворот стояла полусонная стража.
На меня глядели, как на какое-то чудище. Если бы не псы Тура, то они бы действительно приняли меня за дикаря.
За время пути я сильно изголодался. Как-то в первый день удалось подстрелить белку. Но это, пожалуй, была вся моя пища.
— Кто таков? — сурово спросил один из стражников.
— Слава Святому Тенсесу! Я — Сверр.
Псы присели по обоим сторонам от меня, и как-то печально глядели в ту сторону, откуда мы пришли.
— Святому богу слава! Во веки веков слава! — ответили стражники.
— У меня дело к Стержневу.
Пока первый отправился звать Влада, второй стражник с опаской поглядывал на меня, словно ожидая какого-то подвоха.
Через несколько минут на дороге появилась торопливая фигура Стержнева. За ним также торопливо семенил первый стражник.
Они подошли почти вплотную.
— Один? — хрипло спросил Стержнев, косясь то на собак, то на меня.
Я кивнул, глядя на всех исподлобья.
— Говори, что случилось.
— Мне бы немного поесть… Очень устал… И замёрз…
Язык практически не ворочался.
— Да-да, пошли.
Дальше все, как в тумане. Меня практически доволокли к избе Бажены. Потом помогли раздеться. Знахарка чем-то натёрла моё тело.
Кажется, Стержнев протянул чарочку полугара. Едва я его выпил, как разум стал каким-то ленивым, сонным.
На все вопросы отвечал невпопад. А когда уже начал есть, то силы оставили меня, и сознание полностью отключилось.
Проснулся я только утром. В доме было тихо. Слышно было только, как в печке потрескивали дрова.
Я встал, и тут же сильно потянулся, испытывая приятную негу во всем теле.
Правда, голова отчего-то гудела, словно колокол, но это не было настолько плохо, как бывает после перепоя. А вот то, что мне просто дико хотелось жрать, и именно жрать, а не есть, — было весьма неприятно.
Давно не испытывал такого жуткого голода.
Я огляделся и увидел, что на столе у окна лежала самодельная книжица, а рядом заточенные перья и деревянная чернильница.
Меня вдруг заняло такое любопытство, заставившее отойти на второй план все остальные желания. Я встал и подошёл к столу.
Читал, честно горя, я весьма плохо, но всё же смог кое-что разобрать. Последняя запись, старательно выполненная чётким почерком, гласила:
«…Воевода приказал своим ратникам распечатать двери языческого алтаря, чтобы топорами разрубить на части и сжечь в костре. На что десятник Мещеров возразил, мол, негоже нам, паладинам, марать свою честь подобным паскудством. Тогда воевода приказал бить десятника тростью. И били его, пока не выбили зубы. Били и приговаривали, что сынам Света дозволено бороться со Злом и Тьмой всеми способами. А плененные язычники-де, являются культистами Тэпа (дальше неразборчиво)…
Тем временем из-под стражи привели тех, коих он именовал колдунами и ведьмами. И, разнообразно допросив их, он увидел твердость в их древней языческой вере. Тогда в безумной своей ярости воевода велел всех казнить страшной смертью: ратники отрубили им кисти рук, отрезали языки и так подвешивали тела на железные крюки, пока язычники не кончались в страшных мучениях. Следом за колдунами воевода приказал казнить и остальных людей…
Я с отрядом прибыл аж под вечер, когда от плененных язычников осталось не более десяти человек. Увидев все бесчинства воеводы, мы незамедлительно указали ему на его же бесчестие. Я пытался достучаться до его благоразумия, говоря ему, что Святой Тенсес ничему подобному, увиденному мной тут, не учил. Что люди, коих он называет колдунами да ведьмами — обычные знахари. А среди них были и просто люди, жители сего посёлка.