Выбрать главу

— Брат, Дэйна… Слава Великой Тьме!

Веста прижала ладони к груди в знакомом нам жесте.

— Ну, брось уже эти слюни, — поморщилась Дана, складывая кости в деревянный стаканчик. — Лучше бы поволновалась за нашего клыкастого выскочку. Хотя вряд ли твои молитвы бы ему помогли. Интересно, приятели в Аду уже закусали его на радостях?

— Сейчас мы отправимся в путь, — сказал я, поднимаясь. — Только возьму вещи.

Дана поставила стаканчик на стол и тоже встала, отодвигая стул.

— Эй, эй! А как же мои серьги? Невинный смертный мальчик пообещал мне подарок!

— Обещал и сделал!

Увлеченные разговором, мы не заметили появления Курта и Софии. Молодой человек подошел к нам и с гордостью продемонстрировал серьги: клыки Незнакомца, оплетенные светлым металлом.

— Это то, о чем я думаю, Винсент? — спросила Дана, принимая подарок и поднося его к глазам. — Храмовое серебро?

— Это то, о чем я думаю, Дана? Ты дала детям оружие?

— Да ладно, что тут такого? — обиделся Курт. — Ведь оно бесхозное, вот я взглянул на зубы и предложил отколоть от кинжала маленький кусочек и сделать серьги…

Малышка Мириам — точнее, сверток по имени малышка Мириам (она была завернута в теплое одеяло), который София держала на руках — услышала знакомые голоса и радостно заворковала. Сестра погладила девочку по голове.

— Отколоть кусочек храмового серебра? — уточнил я. — И как, получилось?

— Конечно, получилось! Оказалось, металл мягкий. Я не мог понять, как с ним обращаться, а потом пришла София и говорит: а если мы туда положим песок? Положили песок, оплели… — Курт оглядел нас. — А кинжал целехонек! У меня получилось выправить лезвие. Я положил его в твою сумку.

И он церемонно поклонился Дане.

Веста взяла одну из серег и повертела вещицу в пальцах. Вид у нее был ошарашенный. Она пыталась понять, как люди смогли отколоть кусочек храмового серебра, умудрились расплавить его (при том, что металл поддавался исключительно воздействию холодного огня) и что-то из него создать.

— Красиво? — спросил Курт. Он был явно доволен своей работой — сиял как медный грош.

И тут меня осенило.

— Вы близнецы.

София закивала.

— Да. Но Курт думает, что он тут самый старший… и всех опекает.

Она недовольно посмотрела на брата, который, в свою очередь, сердито засопел.

— А Мириам? — продолжил расспрос я.

— Мириам родилась много позже. — Сказав это, София посмотрела на девочку и улыбнулась ей. — Мы с мамой проделали долгий путь, пока не обосновались тут. Ну, а потом она встретила папу… хозяина трактира. Мы привыкли его так называть. Он заменил нам отца.

— А ваш настоящий отец? Где он?

Наверное, лица у всех нас были напряженные, потому что София вжала голову в плечи и бросила на меня неуверенный взгляд.

— Однажды он ушел из дома… Без причины. С ним никто не ссорился, он ничего плохого не делал. Просто взял и ушел. Оставил даже свои вещи. И не вернулся.

— Ох. — Похоже, это было самым осмысленным, что пришло Весте на ум. — Дети храмового мастера… близнецы!

— Понятия не имею, кто такой храмовый мастер, — перебил ее Курт, — но мне до мастера точно далеко! Я даже тетиву не могу нормально натянуть! Ник подтвердит!

Охотник, до этого хранивший молчание, кивнул.

— Да. Но только эти двое сходятся вместе — работа идет так бойко, будто мне помогает целая толпа оружейников.

— Я нашла вас! — Веста протянула руки Курту. — Великая Тьма была милостива ко мне!

София прижала Мириам к себе — так, будто боялась, что ее кто-то отберет. Я жестом пригласил Ника занять один из стульев за столом.

— Думаю, им нужно многое обсудить. А ты можешь присоединиться к нам. Я на мели, так что придется одолжить у тебя несколько монет и пообещать, что скоро отыграюсь.

XIX

Ник

— Здесь мы должны расстаться.

— Спасибо тебе. Путешествие с тобой — большая честь для меня, Великая.

— Зови меня Веста.

Ник коротко кивнул и снова сосредоточился на изучении пейзажа. Лесистые холмы в холодном лунном свете казались черными, а реку, что пересекала равнину далеко внизу, будто посыпали серебром. Тут не было ни одной дороги, только узкие тропы пастухов и редких путников. Одна из них приведет Ника к воротам замка, силуэт которого вырисовывался на фоне ночного неба — несколько дней пути, если он будет идти, не останавливаясь.

— Веста, — повторил он.

— Знаешь ли ты, зачем туда идешь?

Его спутница стояла рядом и тоже смотрела в ночь. Мужская одежда, плащ для верховой езды на сгибе локтя. Пряди коротко остриженных серебряных волос перебирает легкий ветерок. Смертоносный шакрам на поясе ловит лунный свет и превращает его в едва заметное голубое свечение. На одном плече — дорожная сумка, на другом — лук и колчан со стрелами. Маленькая женщина, которую так опрометчиво принимают за слабую и беззащитную. Бессмертное существо, которое когда-то было готово вступить в заведомо проигранный бой и умереть ради него, человека, спасло его, а теперь снова привело в то самое место, где обнаружило.

— Я хочу увидеть ее.

Веста понимающе кивнула и положила руку на пояс.

— И что же ты ей скажешь?

— Ничего. Просто посмотрю ей в глаза.

Прошло много лет, а он до сих пор помнил ее глаза. Бездонные и чистые, цвета неба. Неба, в котором светит солнце и царит обманчивое спокойствие: секунда — и оно затянется черными тучами. Еще секунда — и от непогоды не останется и следа.

— Я уже объяснила тебе, что она такое. И я рада, что ты решил отказаться от мести.

Ник до сих пор не осмыслил услышанную от Весты историю. Мао — или, как ее звали каратели, Златовласка — была диким и сильным вампиром, но с тех пор утекло много воды. Теперь она — странное существо, которое не боится ничего, даже храмового серебра, практически не нуждается в пище. Абсолютно бессмертное, сказала Веста. Такое существо могло бы разрушить мир за пару часов, но мысли о войне и убийствах Мао оставила в прошлой жизни.

Что бы мы ни получали, что бы ни выбирали, мы платим за это определенную цену. Служитель культа Равновесия отказывается от свободы, получая всевластие; выбирает ответственность за весь Темный мир, хотя мог бы оставаться вампиром, одним из многих; меняет что-то к лучшему, хотя мог бы ничего не менять и существовать в тени. Каратель-врач, спасающий чью-то жизнь с помощью мгновенной концентрации внимания и ментального усилия, расплачивается головной болью и долгими часами тревожного сна.

Чем заплатила Мао за абсолютное бессмертие? Чем продолжает платить? Постоянным голодом, который невозможно утолить ни обычной едой, ни кровью? Физической болью? Болью душевной? Что заставило ее ограничить свою вселенную до двух существ? Страх? Злость? Отчаяние? Что бы Мао ни делала, она руководствовалась единственным принципом: «это ради них». И он бы поступал точно так же, будь у него близкие люди.

— Понимаю, что это существо кажется тебе чудовищем, — снова заговорила Веста. — Но в нем, как и в каждом из нас, бессмертных, живет человек. Он заставляет меня искать детей храмовых мастеров. Он позволяет мне понять их, когда они говорят, что их выбор — это не возвращаться, а жить своей жизнью. И в Мао тоже есть человек. Этот человек способен чувствовать. Вероятно, глубже, чем ты думаешь. Тебе пора, охотник. И я тоже тороплюсь. Меня ждут дела.

Веста пожала ему руку, и Ник в очередной раз удивился тому, какая холодная у нее кожа.

— Спасибо тебе, — повторил он.

— Пусть темное время будет милостиво ко всем, кто тебе дорог. Я верю, что с тобой ничего не случится, но помни, что твердая рука в бою — это не самое главное в жизни. Еще у тебя есть сердце.