Бармен принес очередные порции выпивки. Фэллон удивился, увидев перед собой второй бокал мартини: он едва расправился с половиной первого.
— Я попал в компанию заядлых алкоголиков, — произнес он и смущенно улыбнулся, выражая недоумение.
— Адамантоподобных, — достаточно уверенно произнесла Рита Фиоре.
Фэллон взглянул на нее и нахмурился.
— Несгибаемых, — уточнила она.
После этого он снова смотрел на меня, вернувшись к понятной для себя теме.
— Порошок получают из сырья, поступающего откуда придется. Это как мед из полевых цветов. Настоящая мешанина кокаина. Сначала все сваливают в кучу, а уже затем перерабатывают. Тот, кто разглагольствует о чистоте колумбийского кокаина, обманывает и самого себя и других. Просто повторяет слова поставщиков, считая себя большим умником.
— Мы скоро доберемся до Уитона, Фил? — Рита сидела, облокотившись о стойку бара, подперев щеку кулаком, и цедила уже третью порцию скотча.
Фэллон рассмеялся и сказал мне:
— Женщины! Хотят быстрее именно тогда, когда ты хочешь медленнее. И назло тебе не хотят спешить, когда торопишься ты.
Он смущенно покачал головой. Рита уставилась в зеркало за стойкой бара.
— Мы как раз приближаемся к Уитону, — пояснил Фэллон. — Как только порошок готов, его контрабандой переправляют в Штаты. Главным образом на юг Флориды — по понятным причинам. Иногда небольшими партиями — на мулах. Иногда по триста килограммов зараз. Обычно оптовик приезжает к месту прибытия товара, скажем, к какому-нибудь домишке на побережье. Там он изучает его качество, покупает, сколько надо, и везет домой.
— В Уитон?
— Возможно. Но непременно в какое-нибудь надежное место у себя дома, скажем в Уитон. Там он перевешивает его, проверяет, может подмешать чего-нибудь — но это когда как, — потом упаковывает и продает дистрибьютору. А тот уже перепродает порошок мелкими партиями дилерам или торгашам. Дистрибьютор может подсыпать в товар для веса, иногда он-то и делает это первым. Дилеры точно подсыпают — это у них закон, да и дистрибьюторы практически всегда подсыпают. Какая-то часть улетучивается у контрабандистов во время переправки и восполняется за счет некой дряни. Поэтому, когда нашему кокаиновому гладиатору попадает, скажем, грамм или два порошка, в нем остается всего процентов двадцать кокаина. Но большая половина нюхачей тащится именно от такого кокаина. Когда же случайно перепадает чистая понюшка, они уверены, что им подсунули дерьмо.
— А как с ценами? — спросил я.
— Зависят от того, насколько круто обошлись с порошком на всем его пути. Сейчас здесь от ста да ста двадцати долларов за грамм.
— Что подсыпают?
— Лидокаин, манитол — это детское слабительное, лактозу, сахарозу, витамин В, кофеин, «спид»[1], бензокаин, и еще много-много всего, о чем мы даже не подозреваем.
— Не могли бы мы сфокусировать внимание на Уитоне?
— Сфокусировать! — усмехнулась Рита. — Да они там о нас и не слышали.
— Кто о нас не слышал? — растерялся Фэллон.
Рита лишь молча улыбнулась.
— Уитон, — напомнил я.
— У них в штате двадцать патрульных и три детектива. В прошлом году задержали шестнадцать человек, связанных с Уитоном. Арестованные в других городах люди имеют счета в уитонском банке, владеют барами и магазинами. У них в Уитоне полно родственников. Десятилетние пацаны заходят в уитонский банк и приобретают банковские чеки на девять тысяч долларов.
— Неплохое место для газетчиков? — поинтересовался я.
— Еще бы, — кивнул Фэллон. — Город — помойная яма. Все рвутся в Майами. Шикарное место, крупные ассигнования, сливки прессы — все там. Это мы здесь сосем высохшую титьку.
Он бросил взгляд на Риту. Рита глотнула скотча, затем выдохнула дым от сигареты в пузатый бокал с янтарной влагой. Дым поднимался с поверхности скотча клубами, превращая бокал в маленький котел колдуньи.
— Поэтому я был бы очень признателен за любую помощь, — сказал Фэллон.
— Постараюсь.
— Вы что-нибудь успели разузнать?
— Журналист из «Централ Аргус», парень по имени Эрик Вальдес, приехал в Уитон, чтобы провести журналистское расследование и был застрелен, а потом кастрирован.
— Его интересовал кокаин?
— Да.
— Его смерть связана с кокаином? — удивился Фэллон. — Я об этом ничего не слышал.
— Местная полиция считает, что это убийство на почве ревности. Вальдес волочился за чьей-то женой.
— За чьей именно?
— Мне об этом ничего не известно. О Вальдесе ходила слава распутника.
— Где он был, когда я в нем так нуждалась! — вздохнула Рита.
— Газета наняла вас, чтобы вы выяснили все на месте? — спросил Фэллон.
— Да.
— Будьте осторожны, — дал мне Фэллон ценный совет. — Справиться там в одиночку шансов мало.
— Благодарю вас, Гарри Морган.
Фэллон опять растерялся.
— "Иметь и не иметь", — пояснила Рита.
Нет, растерянность не покинула его лица.
Поверх плеча Фэллона я увидел спускающуюся по лестнице Сьюзен. Воротник ее красного кожаного пальто с широкими, по моде, плечами был поднят.
— Ага! — воскликнул я. — Вот и моя дама.
Рита посмотрела через зал на Сьюзен.
— Это она? — спросила Рита.
— Это Сьюзен, — ответил я.
— Ничего удивительного, что... — сказала Рита, пристально разглядывая ее.
Глава 3
Уитонский полицейский участок размещался на первом этаже городской ратуши — кирпичной постройки в готическом стиле девятнадцатого века. Здание стояло на берегу водохранилища Куоббин, в сотне миль на запад от Бостона и еще дальше — от всех прочих цивилизованных мест. Шефа полиции звали Бейли Роджерс, и он разъяснил мне бессмысленность моего визита:
— Газетная блевотина — вот что это такое, — говорил Бейли. — Может, и здесь слегка промышляют кокаином, но куда нам до «Централ Аргус»! Там таких типов найдется гораздо больше. Ими бы лучше и занимался.
— Меня наняли провести расследование в Уитоне. Возможно, лишь для того, чтобы сбить со следа.
— А мне нужно, чтобы какой-то бостонский умник поднимал в городе вонь?
— Тебе не нужно хорошей бостонской вони?
Мой взгляд так и приковывала к себе жирная шея Роджерса. Несмотря на солидный излишек веса, он находился в очень неплохой физической форме. А вот шею нарастил себе такую, что она буквально вываливалась складками жира из тесного воротничка, отчего лицо все время заливала краска полицейского «смущения».
Роджерс взялся за подлокотники кресла и приподнялся, словно приготовившись выпрыгнуть из него.
— Ты, ты мне здесь не нужен, и брось хамить, а то пожалеешь, что не остался в Бостоне.
Я изобразил улыбку неподдельного восхищения:
— Круто берешь!
— Думаешь, я с тобой шутки шучу?
— Думаю, кто-то убил у тебя под самым носом журналиста, собиравшего материал для статьи. Но никто не знает, кто убил. Зато мне старательно пускают пыль в глаза — авось да не замечу.
— Этот ублюдок сам напросился. Трахаешь чужих баб — не рассчитывай, что тебе это сойдет с рук.
— Чужих баб?
— Колумбийских телок. С ними лучше не связываться, это уж как два пальца. — Роджерс сменил тон, когда разговор коснулся колумбийцев. Или телок?
Но я решил поддержать его.
— Да, колумбийцев здесь изрядно.
— Изрядно? Тысяч пять наберется. Приехали вкалывать на фабриках, а фабрики позакрывались. Теперь сидят дома, получают пособие и трахаются, как кролики.
— Без всякого кокаина?
— А как без него?! Ясно же говорю: кокаин повсюду, но здесь его не больше, чем в сраном Бостоне. Конечно, живи тут у нас вместо колумбийцев какие-нибудь канадцы — заботы бы не знали, ну раз уж так... А в Майами небось иначе?
— В Майами теперь трудно понять, где собственно Майами, а где буй в ступе. — Я поддержал стиль разговора. — Но почему ты решил, что Вальдеса убил ревнивый муж?