Последовал хор голосов, признающих его несомненную правоту. Миссис Кристия подошла к Вертеру и взяла его за тонкую бледную руку. Однако оказалось, что она проявила неосторожность, случайно задев за Кольцо Власти. Радуга стала переворачиваться, а затем и вовсе распавшись, осыпалась на скалу кусочками черного янтаря.
Миссис Кристия ахнула и в испуге поднесла руку ко рту, все еще сжимая другой рукой пальцы любовника. Ее круглые голубые глаза наполнились страхом, но уже через мгновение в них появились искорки смеха, которые тут же погасли, когда она взглянула на Вертера. Вертер медленно освободил руку, уныло пиная упавшие на скалу осколки. Небо – теперь совершенно безоблачное – приобрело невыразительный серый цвет, чуть скрашиваемый блекнувшими лучами заходящей звезды. Вертер, словно желая обрести силы, резким движением надвинул на лоб темно-зеленую фуражку, прикрывавшую его длинные каштановые волосы.
– Превосходное представление! – воскликнула Миледи Шарлотина, не обратившая внимания на промах Миссис Кристии.
– Вам удалось создать многозначительный символ, Вертер, – подхватил Герцог Квинский, обводя рукой небо. – Завидую вашему таланту, мой друг.
– Продукт похоти и оплодотворения яйцеклетки сперматозоидом, – пояснил Епископ Тауэр, имея в виду процесс появления на свет Вертера (который и в самом деле был зачат в результате полового сношения, взращен в чреве матери и познал детство – настоящая редкость для Края Времени). – Браво! – заключил Епископ.
Вертер вздохнул.
– Вы проявляете снисхождение к моей горькой судьбе. Другие являются в этот мир зрелыми и хорошо сложенными.
– Ты забываешь о Джереке Карнелиане, – бросила через плечо Миледи Шарлотина. Она уже собиралась в дорогу и, верно, потому ее шарообразное платье несколько раз подпрыгнуло.
– Но Джерек Карнелиан никогда не был уродцем, – возразил Вертер.
– Вы не долго пребывали в таком состоянии, Вертер, – рассудительно сказал Герцог Квинский. – Вашей матери не понадобилось много времени, чтобы заменить шесть ваших рук двумя. Она сделала все на славу, принимая во внимание, что это был ее первый опыт.
– И последний, – буркнула Миледи Шарлотина, стараясь оставить за собой последнее слово. Она щелкнула пальцами, и к скале, закрыв ее своей тенью, приблизилась огромная желтая лошадь.
Между тем Вертер не унимался.
– Все это стоило мне ужасного шрама, – в сердцах бросил он.
– Без шрама было не обойтись, – примирительно сказала Миссис Кристия. Она подошла к Вертеру и поцеловала его в плечо.
– Однако пора и мне, – заявил Герцог Квинский, – Вертер, благодарю вас, мы прекрасно провели время.
Герцог Квинский подал знак путешественникам во времени, выходцам из восемьдесят третьего тысячелетия прошлого. Кожа этих существ была покрыта густой сеткой тонких прожилок, напоминавших своим непрерывным движением ползущих червей. Герцог Квинский приберегал этих существ для своего зверинца. Не подозревавшие о трудностях возвращения в свой далекий мир, они, по существу, находились во власти Герцога, который мог поступить с ними по своему усмотрению. Существа робко заулыбались, подмигнули друг другу и последовали за Герцогом в появившийся экипаж, представлявший из себя куб со сверкающими золотом гранями, украшенными белыми и пурпурными цветами. Экипаж тронулся. Миссис Кристия подошла к краю скалы и замахала рукой вослед. Золоченый куб быстро набирал скорость и, наконец, растворился в небе.
Через некоторое время Вертер и Миссис Кристия остались одни. Вертер сидел на покрывавшем выступ скалы мокром мху, склонив на грудь голову. Его плечи поникли, глаза потухли. Мягкие попытки Миссис Кристии вывести своего любовника из угнетенного состояния терпели неизменную неудачу.
– О, Вертер, что может сделать тебя счастливым? – на этот раз изменив себе, вскричала Миссис Кристия, всплеснув руками.
– Разве я могу быть счастливым? – де Гете обреченно махнул рукой. – Для таких, как я, счастья не существует.
– Тогда, вероятно, что-то может заменить тебе счастье.
– Я могу найти утешение только в смерти.
– Тогда умри, дорогой. Через день-другой я тебя воскрешу, и тогда…
– Хотя вы и любите меня, Миссис Кристия, и более других познали мои порывы, вы все же не понимаете меня до конца. Я ищу неизбежное, непримиримое, неизменное, неотвратимое – то, что было привычно для наших предков. Они знали Смерть без Воскресения, они знали, что значит быть рабами Стихии. Не в силах определить свой удел и справиться с неизбежным, они не отвечали за свои действия. Их жилища уходили под воду, а их корабли тонули в пучине моря. Они гибли в сражениях, умирали от различных болезней, терпели муки от радиации, наконец, они могли пострадать от простой молнии.