Выбрать главу
Ты кротко зевнула и поставила на место тарелку. Мы услышали ветер. Мы услышали, как он несся и швырял 480 Ветками в стекло. Телефон? Нет. Я помог тебе с посудой. Высокие часы Продолжали крушить юный корень, старую скалу.
«Полночь», сказала ты. Что полночь молодым? И внезапно праздничный блеск прошел По пяти кедровым стволам, выступили пятна снега, И патрульная машина на нашей ухабистой дороге Остановилась с хрустом. Снимите, снимите снова!
Люди думали, что она пыталась пересечь озеро В Локен-Неке, там, где азартные конькобежцы пересекают его 490 От Экса до Уая в особо морозные дни. Другие полагали, что она могла сбиться с дороги, Свернув налево от Бриджроуда; а иные говорят, Что она покончила со своей бедной юной жизнью. Я знаю. Ты знаешь.
То была ночь оттепели, ночь ветра С великим смятением в воздухе. Черная весна Стояла тут же за углом, дрожа В мокром звездном свете, на мокрой земле. Озеро лежало в тумане, с наполовину затонувшим льдом. Смутная тень ступила с заросшего тростником берега 500 В похрустывающую, переглатывающую топь и пошла ко дну.

Песнь третья

L'if[10], безжизненное древо! Твое великое «быть может», Рабле: Le grand Peut-être, «Грандиозная патата»[11].                                       I. Р. Н., мирской Институт (Institute: I) Подготовки (Preparation: Р) К Потустороннему (Hereafter: H), или «ЕСЛИ», как мы Называли его — великое если! — пригласил меня на семестр Читать о смерти («преподавать Червя», Как мне писал президент Мак-Абер[12]).                                                 Ты и я, И она, совсем еще крошка, переехали из Нью-Уая В Юшейд (Тень Тиса), в другом, выше расположенном, штате. 510 Я люблю высокие горы. От железных ворот Ветхого дома, который мы там сняли, Был виден снежный очерк, столь далекий и столь прекрасный, Что оставалось лишь вздохнуть, как будто Это могло помочь нам к ним приобщиться.                                                     IPH Был и ларвориум и фиалка: Могила раннею весной Разума. И все же Он упустил самую суть; он упустил То, что всего важней любителю былого; Ибо мы умираем с каждым днем; забвение процветает 520 Не на сухих бедряных костях, а на налитых кровью жизнях, И наши лучшие «вчера» — сегодня только куча сора, Измятых имен, телефонных номеров и пожелтевших папок. Готов я стать цветочком Или жирной мухой, но никогда не позабыть. И я отвергну вечность, если только Печаль и нежность Смертной жизни, страсть и боль, Винного цвета хвостовой огонь уменьшающегося самолета Близ Веспера; твой огорченный жест, 530 Когда ушли все папиросы, то, как Ты улыбаешься собакам; след серебристой слизи, Оставленный улиткой на каменной плите; и эти добрые чернила, эта рифма, Эта картотечная карточка, это тонкое резиновое кольцо, Свивающееся в восьмерку, если уронишь — Не предстоят новоумершим в небесах, Хранимые годами в их твердынях.                                          Вместо этого Институт считал, что, может быть, разумней Не слишком много ожидать от рая: Что если некому там встретить 540 Новоприбывших, нет ни приема, ни Индоктринации? Что если вас кидают В безбрежность пустоты, потерявшего ориентацию, Оголенного духом, совершенно одинокого, Не завершившего того, что начал, В никому не ведомом отчаянии, с начавшим разлагаться телом, Неудобораздеваемого, в будничном платье, — Меж тем как ваша вдова лежит ничком на смутной постели, — Сама, как смутное пятно в вашей растворяющейся голове!
вернуться

10

По-английски «если», по-французски «тис».

вернуться

11

Игра слов на французском «peut-être» и английском «potato» (картофель).

вернуться

12

Macabre — зловещий.