Она вернулась в слезах, после новых поражений,С новыми горестями. В те дни, когда все улицыКолледж-Тауна вели на футбольный матч, она сидела340 На ступеньках библиотеки, читала или вязала;По большей части одна или с милой,Хрупкой подругой, ныне монахиней; и, раз или два,С корейским студентом, который слушал мой курс.У нее были странные страхи, странные фантазии, странная силаХарактера, – так, однажды она провела три ночи,Исследуя какие-то звуки и огонькиВ старом амбаре. Она оборачивала слова: кот, ток,Ропот, топор. А «колесо» было «оселок».Она звала тебя «кузнечик-поучитель».350 Она улыбалась очень редко, и толькоВ знак боли. Она с ожесточениемКритиковала наши планы и, без выраженияВ глазах, сидела на несделанной постели,Расставив опухшие ноги, чесала головуПсориазными пальцами, и стонала,Монотонно бормоча жуткие слова.
Она была моей душенькой – трудной, угрюмой,Но все же моей душенькой. Ты помнишь теПочти безмятежные вечера, когда мы играли360 В маджонг или она примеряла твои меха, делавшиеЕе почти привлекательной, и зеркала улыбались,Свет был милосерден, тени мягки.Иногда я помогал ей с латынью,Или же она читала в своей спальне, рядомС моим флюоресцентным логовом, а ты былаВ своем кабинете, вдвое дальше от меня,И время от времени я слышал оба голоса:«Мама, что такое grimpen?»[16] – «Что такое что?» – «Grim Pen»[17].Пауза и твое осторожное объяснение. Потом опять370 «Мама, что такое chtonic?»[18] Ты объясняла и это,Добавляя: «Хочешь мандарин?»«Нет. Да. А что значит sempiternal?»[19]Ты колеблешься. И я с энтузиазмом рычуОтвет из-за стола, сквозь закрытую дверь.
Неважно, что́ она тогда читала(какие-то фальшивые новейшие стихи[20], названныеВ курсе английской литературы документом«Анга́же[21] и захватывающим», – до того, что это значило,Никому не было дела); важно то, что эти три380 Комнаты, тогда связанные тобой, ею и мной,Теперь представляют триптих или трехактную пьесу,Где изображенные события остаются навеки.
Мне кажется, она всегда питала слабую безумную надежду.
Я тогда только что закончил свою книгу о По́пе.Джейн Дин, моя машинистка, предложила ей однаждыПознакомиться с ее двоюродным братом, Питом Дином. Жених ДжейнДолжен был отвезти их всех на своем новом автомобилеМиль за двадцать в гавайский бар.Они подобрали Пита в четверть390 Девятого в Нью-Уае. Слякоть оледенила дорогу. НаконецОни нашли намеченное место – как вдруг Пит ДинСхватился за голову и воскликнул, что начистоЗабыл условленную встречу с товарищем,Который угодит в тюрьму, если он, Пит, не приедет,И так далее. Она сказала, что понимает.После его ухода молодые люди постоялиВтроем перед лазурным входом.Лужи были перечеркнуты неоном; и с улыбкойОна сказала, что она будет de trop[22] и предпочла бы400 Вернуться домой. Друзья проводили ееДо остановки автобуса и ушли, но она, вместо тогоЧтобы ехать домой, сошла в Локенхеде.
Ты вопросительно взглянула на запястье: «Восемь пятнадцать.(Тут время раздвоилось.) Я включу». ЭкранВ своем пустом бульоне породил жизнеподобную мутьИ хлынула музыка. Он бросил на нее один лишь взглядИ пронзил благожелательную Джейн смертоносным лучом.
вернуться
20
Имеется в виду сб. поэм претенциозного, по мнению Набокова, английского поэта Т.С. Элиота «Четыре квартета» (1943), из которого взяты вышеприведенные трудные слова. Намек на название сборника – в строках 410–412.
вернуться
21
Неверное ударение передает искажение в оригинале французского термина «engagé» (здесь: исполнены гражданской ответственности).