Бродяга только что заключил выгодную сделку. На ее "товар" еще никто не жаловался.
-- Как тебя зовут? -- снова шепот. И снова озноб.
-- Мария.
Он цинично ухмыльнулся. Почти все они называли себя Мариями, -- должно быть, лелеяли тайные мечты о непорочном зачатии...
-- Ну, расскажи мне, Мария, кто в доме хозяин?
Этот вопрос она слышала неоднократно. У кого же спросить о скользких вещах, если не у глупой телки из бара? И еще две недели назад ответ на этот вопрос был прост, как правила детской игры "Царь горы". Хозяин -- тот, кто залез выше; тот, кто сильнее; тот, кто умнее; тот, кто держит остальных в страхе; тот, кто продолжает жить, когда другие умирают за него. Хозяин -- это принуждение и унижение, но также защита и относительный покой, оплаченный будущими услугами.
Теперь же многое изменилось. Новая сила, которая хозяйничала по ночам в Ине, не нуждалась в чужих услугах. Судя по всему, с нею было бессмысленно торговаться. Она отбирала жизнь и взамен не принимала ровным счетом ничего.
-- Не вовремя ты появился, красавчик, -- сказала Мария охрипшим голосом.
Она еще не догадывалась, до какой степени была права.
8. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
Подчиненные (таких было абсолютное большинство) обращались к нему "господин Председатель"; те, чьей тайной марионеткой он был со дня "избрания" на этот пост, называли его не иначе как "Жирняга". Он неоднократно ловил себя на том, что в мыслях тоже называет себя не по имени, а "Жирнягой". Его рожа была похожа на бледную студенистую луну, а необъятное тело колыхалось, словно желе, упакованное в слишком тесный костюм, и, казалось, вот-вот расползется в сальную лужу.
Жирняга потел даже зимой, а сейчас, во время визита Заблуды, у него появились дополнительные причины, чтобы вспотеть обильно. Гришка был не в духе. Под ничего не выражающим взглядом Гришкиных рыбьих глаз Председатель обмирал, как кролик. Начальник не ведал ни жалости, ни сострадания. А чего стоила одна эта фраза, произнесенная многозначительным шепотом: "Учти, Жирняга, мертвые не потеют!" После нее две новые липкие струйки стекли Жирняге в пах, и он почувствовал себя очень-очень неуютно в своем высоком кресле.
Он готов был сделать все что угодно, лишь бы Гришка оставил его в покое. Соображал он в присутствии Начальника плохо и не сразу понял, чего от него хотят. А когда, наконец, понял, то испугался еще сильнее. До сих пор ему не приходилось напрягать фантазию. Заблуда не любил фантазеров. Григорий любил наивных и послушных. Жирняга считал, что с возрастом приблизился к этому идеалу.
* * *
После ухода Начальника Председатель еще долго и беспомощно водил глазами по пустому кабинету. Ему не с кем было посоветоваться. У него не было даже "близнеца". Жирняга скрывал это, как скрывал бы отсутствие потенции, да и вряд ли кто-нибудь сумел бы внятно объяснить ему, что означает сия ущербность. У каждого был свой "близнец", и только у Жирняги не было.
Он подошел к стене, отодвинул фальшивую панель и уставился на шкафы с книгами и журналами. Председатель управы собирал их без разбору в течение многих лет, не жалея ни средств, ни усилий. Постепенно большая часть разгромленной городской библиотеки и частных собраний перекочевала к нему на полочки.
Здесь можно было найти все что угодно -- от подшивок "Молодого коммуниста" до учебника по астрофизике и ежегодников с уфологическими отчетами. Жирняга думал, что сосредоточил в своем кабинете огромное количество разнообразнейших сведений, сгреб в аккуратную кучку всю человеческую мудрость и взобрался на нее сверху, став обладателем эксклюзивных прав на отдельные перлы и на целые философские системы. Иногда эрудиция действительно обеспечивала ему преимущество над соотечественниками, которые не отличались особой любознательностью. Приятно чувствовать себя ходячей энциклопедией, чуть ли не последним мыслителем, угодившим по нелепой ошибке в варварское племя. Для никудышнего стрелка и безнадежного урода это был единственный доступный способ потешить свое тщеславие -- столь же огромное, как запасы жира в его теле. Случалось, он обнаруживал утешительные интеллектуальные "пилюли", роясь в бумажном хламе. Порой он искренне радовался, узнавая, что бывали времена и похуже, а кое-кому не повезло еще больше...
Но на сей раз абстрактная мудрость оказалась совершенно бесполезной. Ни в одной вонючей книжонке не было написано, как остаться живым, если на тебя рассердится Заблуда-младший.
Жирняга в сердцах задвинул панель на место и снова рухнул в кресло. Слабость в ногах не проходила... Он попытался задействовать собственное серое вещество. Толстяк долго сидел, подперев голову руками и ожидая, пока это самое вещество загустеет.
Пока Заблуда был в кабинете, Жирняга не рисковал. Интуиция безошибочно подсказывала ему, что блистать интеллектом и вообще как-либо выделываться -очень вредно для здоровья. С Гришкой эти номера не проходили. Гришка мог мгновенно, одним движением руки лишить Председателя всего, чем тот втайне гордился. Например, мозга. При Начальнике Жирняга довольствовался ролью советника и... передвижного запоминающего устройства. Однако сейчас и с советами было туговато.
Вдруг Председатель тихо заскулил. Но не от жалости к себе, а от радости. Кажется, он нашел выход!.. Жирняга помассировал свой живот пухлыми пальчиками и ощутил зверский голод. Вот что значит пережить стресс!..
Собачьи котлетки... Он вообразил их себе так живо, что во рту образовался избыток слюны. Жирняга мечтательно смежил веки... Котлетки плавали в жире на огромной сковородке и чем-то напоминали... гениталии Хобота, приготовленные заодно с банкиром.
Тьфу-ты, пропасть! Председатель выплюнул слюну, ставшую неаппетитной. Трудно было избавиться от наваждения, преследовавшего его уже несколько дней и ночей. Что же заключало в себе это наваждение? Страх? Да, конечно... но какой-то вялый, абстрактный. Несравнимый с тем страхом, который внушал Жирняге Начальник. Тревогу? С нею Жирняга свыкся и уже не замечал, как не замечал биения сердца. Надежда? Этой блажью Председатель управы вшивого города Ина не страдал. Тайна? Наибольшая тайна Жирняги находилась в его бездонном желудке...