История испанского гриппа рассказана в частях второй–шестой этой книги. Но она встроена в канву более долгой истории сосуществования человека и гриппа, где рассказано о том, какую совместную эволюцию они претерпели за 12 000 лет. Соответственно, часть первая, «Крепость без стен», повествует об истории всевозможных эпидемий с античных времен вплоть до 1918 года, а часть седьмая, «Мир после гриппа», посвящена исследованию последствий пандемии испанского гриппа, которые можно наблюдать и по сегодняшний день. Поскольку человек и грипп так и продолжают эволюционировать в неразрывной связи друг с другом, часть восьмая, «Наследие рядового Роско», заглядывает в будущее и рассматривает перспективы человечества в будущих сражениях с неизбежными пандемиями гриппа, потенциальные новые средства борьбы с вирусом и проблемы, которые могут стать нашей ахиллесовой пятой. Совокупность этих рассказов воссоздает исчерпывающую биографию гриппа как неотвязного спутника человека, равно как и историю человечества, бусинами событий нанизанную на le fil conducteur[10] гриппа. В послесловии затронуты вопросы специфики общечеловеческой памяти: почему после столь глубокого потрясения, пережитого человечеством всего-то столетие назад, мы не без основания называем эпидемию «испанки» «давно забытой»?
Часто говорят, что Первая мировая война убила романтическую веру в научно-технический прогресс… Ну а как иначе-то было расценивать достижения прикладной науки, оказавшей всемерное содействие налаживанию промышленного производства смертоносного оружия всех мыслимых видов и не сподобившейся сделать хоть что-то для предотвращения еще более смертоносной пандемии испанского гриппа? Грипп разрушил и по-новому слепил из останков человеческие популяции куда радикальнее, чем что-либо еще со времен «Черного мора». Он повлиял на ход Первой мировой войны и, не исключено, внес свою лепту в развязывание Второй. Индию грипп приблизил к обретению независимости, Южную Африку толкнул на путь апартеида, а Швейцарию поставил на грань гражданской войны. Он вывел на авансцену истории человечества общедоступное здравоохранение и нетрадиционную медицину, любовь к свежему воздуху и занятиям спортом, и он же, как минимум отчасти, повинен в одержимости художников XX века исследованием мириад мыслимых и немыслимых путей, ведущих человека к гибели, в том числе и через саморазрушение. «Не исключено» и «вероятно» – неотъемлемые присказки ко всему, что связано с обсуждением пандемии «испанки» 1918 года, поскольку тогда попросту не существовало достоверных методов диагностики гриппа, а значит, мы, строго говоря, даже не имеем права утверждать что это был именно грипп, как не можем быть на 100 % уверены и в том, что «Черный мор» в XIV веке был вызван именно возбудителем бубонной (или, как вариант, легочной) чумы. Что неоспоримо, так это огромный вклад пандемии 1918 года в ускорение темпов изменений, пришедшихся на первую половину XX века и формирование облика современного мира. Если все вышесказанное истинно, то как мы вообще дошли до того, что по-прежнему продолжаем взирать на пандемию «испанки» как на примечание мелким шрифтом к истории Второй мировой войны? У нас что, действительно память отшибло? Теренс Рейнджер, кстати, именно так и считал, но, доживи он до наших дней, возможно, и воздержался бы от повторения столь категоричного заявления. Если так, то спасибо за это следует сказать всем тем, кто в последнее время занялся обширными и всесторонними исследованиями вопроса в масштабах планеты. Об испанском гриппе больше нельзя говорить без учета веского мнения ученых всех профилей, включая историков, естественников, гуманитариев и социологов. Наука теперь рассказывает нам всю сказку от начала и до порога, отделяющего прошлое от будущего, перепахав просторы предыстории, казавшиеся пустошью, а обернувшиеся сокровищницами незримых письмен, расшифровка которых дает золотые горы понимания не только событий 1918 года, но и многого из того, что случилось впоследствии. Историки делают все возможное, чтобы хоть как-то прочесть скрижали прошлого, а ученые заняты тем, чтобы пролить на них свет с точки зрения современных представлений. Пройдет еще сто лет, и естественно-научный и исторический подходы к познанию к тому времени сами по себе преобразятся настолько, что, возможно, даже появится и такая дисциплина, как «научная историология», где гипотезы относительно прошлого будут проверяться на достоверность посредством компьютерного моделирования с использованием банков данных исторических событий[11]. Такого рода подход, вероятно, произведет настоящую революцию в понимании нами столь сложных и многогранных явлений, как пандемии. А пока математические методы исторических исследований пребывают в зародышевом состоянии, мы можем быть уверены лишь в одном непреложном факте: к двухсотлетию пандемии 1918 года историки непременно найдут, чем заполнить множество пробелов в наших знаниях о хронологии развития событий, а ученые с еще большим блеском научатся проливать свет на причины того, что разрыли историки.