– Ну, тогда, – повторил я то, что сказал сам Вульфер перед моим покаянием, – мы все будем думать лишь о спасении собственной жизни.
Он долго глядел на меня, не говоря ни слова, и по этому его молчанию я догадался, что, хотя я и не сумел найти нужных слов для послания Рагнару, Вульфер все прекрасно понял. Он допил свой эль.
– Выходит, эта сучка говорит по-английски, да?
– Она англичанка.
Вообще-то, я и сам был англичанином, но ненавидел Альфреда и, будь такая возможность, присоединился бы к Рагнару, хотела того Милдрит или нет. По крайней мере, я лелеял в душе такие планы. Но где-то глубоко под землей, где страшный змей гложет корни Иггдрасиля, древа жизни, сидят три пряхи, которые и прядут нити нашей судьбы. Хотя людям кажется, будто они сами принимают решения, однако на самом деле все наши жизни в руках этих трех женщин. Они прядут нити наших судеб, а судьба правит всем. Датчане это знали, и даже христиане знали это. «Wyrd bið ful aræd», – говорим мы, саксы. «Рок не остановить». И пряхи устроили мою судьбу совсем иначе, потому что спустя неделю после той встречи с Вульфером, когда в Эксанкестере снова стало тихо, они послали мне корабль.
Первым мне сообщил об этом раб. Однажды утром он прибежал с полей Окстона и сказал, что в устье Уиска видели датский корабль. Я натянул сапоги и кольчугу, схватил висевшие на колышке мечи, крикнул, чтобы мне привели лошадь, вскочил в седло и поскакал к берегу, где гнил «Хеахенгель».
Теперь там появилось еще одно судно. Оно приближалось к длинной песчаной косе, отделявшей Уиск от открытого моря. Парус этого корабля был подобран к рее, весла поднимались и опускались, словно крылья, а длинный корпус оставлял за собой кильватерную струю, мерцавшую серебром в свете восходящего солнца. На высоком носу судна стоял человек в полном вооружении, в шлеме, с копьем – и за моей спиной, там, где жили в землянках несколько рыбаков, это вызвало настоящую панику: люди спешили к холмам, прихватив с собой те немногие пожитки, какие могли унести.
Я окликнул одного из беглецов:
– Стой! Это не датчане! Это судно западных саксов!
Но люди не поверили мне и все равно поспешили убраться прочь вместе со своим скотом. Их можно понять, ибо они поступали так многие годы: при виде судна бросались бежать, потому что на кораблях приплывали датчане, которые несли смерть. Но у этого корабля не было на носу дракона, волка или орла, и я узнал судно – то был «Эфтвирд». Его имя, пожалуй, единственное среди всех судов флота Альфреда, было мне по душе. В отличие от докучливо-набожных названий вроде «Хеахенгель» («Архангел») или «Кристенлик» («Христианин») слово «Эфтвирд» означало «Судный день». Хотя название и было вдохновлено христианством, однако оно довольно-таки точно описывало, какую участь этот корабль сулил датчанам.
Человек на носу помахал мне, и впервые с тех пор, как я подполз на коленях к алтарю Альфреда, у меня стало легко на душе: я узнал Леофрика. А потом нос «Эфтвирда» уткнулся в грязный берег, и длинный корпус, содрогнувшись, замер.
Леофрик сложил руки рупором:
– Насколько глубока здесь грязь?
– Ерунда! – крикнул я в ответ. – Глубиной в руку, не больше!
– Я смогу пройти?
– Конечно сможешь! – прокричал я.
Он прыгнул и, как я и ожидал, погрузился по бедра в густую черную жижу. Я согнулся в седле от смеха, и команда судна смеялась вместе со мной, в то время как сам Леофрик сыпал проклятиями.
На то, чтобы его вытащить, ушло десять минут, и к этому времени многие из нас тоже перемазались в вонючей жиже, но потом команда, состоявшая в основном из гребцов и воинов примерно моего возраста, сгрузила эль, хлеб и солонину, после чего мы провели целый день на берегу: как раз начинался прилив.
– Ну ты и задница, – проворчал Леофрик, глядя на грязь, забившуюся в кольца его кольчуги. – Одно слово – Эрслинг.
– Не сердись, это я от скуки, – ответил я.
– Тебе скучно? И нам тоже.
Похоже, в последнее время флот вообще не выходил в море. Его отдали под команду некоему тупому солдафону по имени Бургвард. Брат его был епископом Скиребурнанским, и Бургвард получил приказ не нарушать мира.
– Если датчане не отчаливают, – пояснил Леофрик, – значит и мы не отчаливаем.
– Тогда что ты тут делаешь?
– Он послал нас, чтобы спасти этот кусок дерьма. – Леофрик кивнул на «Хеахенгель». – Хочет снова иметь двенадцать кораблей, понимаешь?
– А я думал, что строятся новые.
– Их начали было строить, но все дело остановилось из-за каких-то подонков, которые разворовали древесину, пока мы сражались у Синуита. А потом кто-то вспомнил про «Хеахенгель» – и вот мы здесь. Бургварду мало одиннадцати кораблей.