— Да какая?! Каждые два дня ты врываешься точно таким же образом и извергаешь возгласы и объятия!.. Через месяц от моей шеи ничего не останется!..
— Варсонофий! Так не говорят в минуты, когда Российская империя может быть восстановлена.
— Может — быть или может быть?
— Может быть! Без чёрточки!
— Ладно. В чём дело?
— Марсиане прилетели!..
— Марсиане?
— Да, марсиане. Вот, на, прочитай!
Кошкодавов просмотрел газеты.
— Что из этого? Изумительное событие и только.
— Только! Назад они летят? Летят! С собой кого-нибудь пригласят? Пригласят! Земля у них есть? Есть!
— У них не земля, — поджав губы, поправил Кошкодавов, — у них «марс»!
— Как так?
— Осёл! «Земля» — это на Земле. А на Марсе земли нет!
— А на чём же они там ходят, как не на земле?
— Нет, уж извини, на «марсе» каком-нибудь.
— Гм. — Пузявич задумался.
— То-то и есть! — резонно сказал Кошкодавов и поглядел на свои ладони, вопреки законам природы украшенные волосами, чем, надо сказать, Кошкодавов гордился.
— Так это стало быть… почва!
— Ну, почва — это другой разговор, — милостиво согласился Кошкодавов, — ну, суди сам, — какая у них там «земля»!
— Так, вот, согласен! Надо там, на Марсе, попросить кусочек этой самой почвы и, того… учредить Российскую империю…
— А как с перевозкой? Да и согласятся ли? В экую даль лететь!
— Это от хорошей жизни не полетишь. А наш брат эмигрант, ясно, хоть месяцу на рога готов… Потом же, место у них там хорошее, живи хоть до ста годов.
— Чем же хорошее? Воды, говорят, много!
— Дурак! Вот и прекрасно! Купайся — не хочу! Опять же рыбалка! Сиди себе и забрасывай удочку…
— А на неё — голавль!..
— Ну-у, голавль! Оборвёт ещё! Леща хорошо ловить. Берёт тихо-тихо. А ты его — раз!
— Не люблю леща. У нас, в Самарской губернии, — сазан, о! Одно удовольствие!.. Только на заре клевать обожает!
— Для такой рыбы и встать не лень! А ты как, водить любишь или сразу?
— Смотря, какой червяк… Вот на навозного червя долго канителиться не приходится.
— Лучше на выползка…
15. Люди тонут. Ничего смешного
— Годар!!! Ты слышишь меня!!!
— Слышу!!
— Не выпускай колеса!!! Я сейчас раскупорю ящик с сухарями!!!
— Обвяжи меня плащом! Я продрог!
— Сейчас!!!
Перекрикивая вой шторма, Пулю и Годар ведут подобные разговоры на баркасе, который сделался игрушкой, как принято говорить, взбесившегося океана.
— Куда хоть нас несёт?! Компас вертится, как этуаль из Фоли-Бержер!
— К чорту на рога! И даже не обмотанные ватой!
— Что тебе больше нравится: каторга или эта пляска!!!
— Водка, которую мы выдули!!! Нет ли ещё?!
— Я искал… Это был единственный бидон.
— Я бы дал десять франков, если бы они у меня были, за то, чтоб узнать, в каком пункте океана мы потонем!
— Ручаюсь, что тебе не понравится солёная вода!
— Сейчас что: день или ночь?!
— Дьявол его знает!!! Всё перемешалось!
— По-моему — сегодня вторник!
— Если ты переберёшь все дни недели, наверняка угадаешь!!! Я готов ручаться, что пока ещё сентябрь.
— Пожалуй, между пятнадцатым и двадцать пятым числом!!!
— Что-нибудь вроде!!!
— А ведь эта посудина крепкая штука!
— Что ж мы будем делать, когда стихнет?! У нас ни капли газолину!
— Отвинчивай понемногу мотор и выбрасывай части за борт!!! Всё-таки лишняя тяжесть!!!
— Нет уж, спасибо! Так болтает, что можно голову проломить!!!
— Что это за грохот впереди?!
— Просто шторм сильнее!!!
— Нет, Пулю, это какая-то земля!!!
— Вот и хорошо! Остановка значит!
— Чорта остановка! На дно камушком!!!
— Годар!!!
— Пулю!!!
— Мы налетели на камни!!!
— Прыгай за борт!!!
— Я давно в воде!!!
— Сюда! Сюда, Пулю!..
— Года-ар!..
— Плыви сюда-а-а!..
— Держи-и!..
— Года-а-а-р!..
— Я-а-а!.. Сюда-а-а!!!
16. Ковбоев — бревно и невежа
Под вечер восемнадцатого сентября в кабинет Ковбоева проник толстый низенький человечек.
Иван Филиппович только что закончил текущий отчёт о марсианах и, полагая, что, как водится, вошёл посыльный, чтоб передать материал секретарю, не глядя протянул рукопись.
Обнаружив через несколько мгновений, что рукопись продолжает пребывать в его руке, Ковбоев поднял глаза, похожие на два недозрелых апельсина, и вытаращил их при виде неизвестного, склонившегося в почтительном поклоне.
— Пузявич! — сказал вошедший.
— Что-о?! — по-английски по привычке вопросил Ковбоев.
— Пузявич. Это моя фамилия. Я русский поляк.
— А-а-а! Так вы русский, — машинально на родном языке протянул Ковбоев.
— Как?! Вы разве тоже русский?! — изумлённо всплеснул руками Пузявич.
— Да. Имею эту глупость, — нахмурился, досадуя на себя, Ковбоев и продолжал: — Вам что, работы? Вы — эмигрант?
— Да, я эмигрант… Собственно…
— К сожалению-с, ничем…
— Нет, мне не надо работы…
— Вы от благотворительного комитета? От Лиги православия? От Совета русской армии? Откуда вы, чорт возьми!?
Пузявич напыжился.
— Я — эмиссар её величества, императрицы всероссийской.
— Не припомню, кто сейчас у нас императрица!.. Всероссийская, вы говорите?
— Да, всероссийская, — нетвёрдо вымолвил Пузявич.
Ковбоев переставил с места на место пресс-папье и потрогал карандаши.
— Ну, как у вас, там… в Петербурге, скажем?..
Пузявич остолбенел.
— В Петербурге?! Да ведь там — красные.
— Ах, виноват, — Ковбоев посмотрел в окно. — Хорошо, поди, сейчас в Ливадии, — мечтательно уронил он.
— В Ливадии же большевики!!! Что вы!!
— Ну?.. — разговор становился трудным. — Всероссийская, вы говорите?
— Ну, да же! Императрица и всё такое!
— Замечательно… Курите? Нет, я свои… Ммм!
— Так я, собственно…
— Зачем? — строго спросил Ковбоев.
— Вы, слышно, летите на Марс…
— Ну, лечу…
— Так вот… императрица… испросила у сената Соединённых Штатов… право посылки на Марс двух эмиссаров.
— Для какой цели? — изумился Ковбоев.
— Гм! Для… э-э… приискания некоторого участка… — Пузявич запнулся, хотел сказать — земли, но продолжал: — участка марсианской почвы и там при помощи туземцев положить начало новой Российской империи.
— Вы это серьёзно?
— Да, да! Второй эмиссар — господин Кошкодавов. Ходят слухи, — понизил голос Пузявич, — что он представлен к титулу герцога марсийского. Всё, конечно, зависит от исхода нашей миссии… Но, всё же, он — в явном фаворе!
— У вас какие документы?
— Виза государственного департамента Соединённых Штатов!
— Хорошо! Вы совершенно готовы?
— Как же, как же! Даже уже молебны отслужены! Святому Николаю, защитнику плавающих и путешествующих.
— Так… Значит, два филадельфийских профессора никуда не полетят. Придётся отложить до следующего раза. Завтра — в десять утра — отлёт, — наставительно добавляет Ковбоев и протягивает руку, заканчивая аудиенцию, — простите — фамилии?
— Пузявич и Кошкодавов! Казимир Пузявич и Варсонофий Кошкодавов. Ещё раз — он определённо в фаворе.
17. Пулю очнулся. Годар тоже
Пулю очнулся на горячем песке. Ослепительное солнце отправляло свои обязанности на голубеющем своде небес. В пяти саженях от ног Пулю на отлогий берег лениво набегали волны.
— Здорово!.. совсем Робинзон!
Пулю поднялся и первым делом начал осматривать берег: лёгкая тревога набежала на его сердце. Где же Годар? Где этот славный молодой ворчун?
Пулю вспоминает…
Да, он слышал, как тот кричал: «Сюда, Пулю!!! Плыви сюда, Пулю!
И вот Пулю рванулся по волнам на крик Годара… Потом… а чорт знает, что было потом!