Уже прозвучали звонки, звуковая окрошка, особенность готовящихся оркестрантов, начала стихать, как вдруг произошла маленькая заминка.
В ложу губернатора вошёл секретарь, наклонился к уху этого важного человека и, пошептав что-то, поселил изумление на строгих, спокойных чертах губернатора.
Из публики видели, как губернатор поспешно отошёл в глубь ложи, сопровождаемый секретарём, оркестранты любопытно повытягивали шеи, а когда губернатор появился у барьера ложи, очевидно, намереваясь что-то сказать, ему даже не пришлось делать никакого знака рукой, ибо в зале моментально наступила предупредительная тишина.
— Господа, я должен сообщить известие неожиданного характера… Возвратился профессор Каммарион. Вот он здесь, в моей ложе.
К барьеру подошёл профессор с крайне растерянным лицом. В зале, видимо, смешались, не зная, как реагировать на его появление… Неловкость почувствовал даже сам профессор.
Однако возникший было ропот быстро смолк. Все понимали, что профессор несомненно что-нибудь скажет.
— Странный случай, господа, — извиняющимся голосом начал Каммарион и страшно волнуясь. — Припадок!.. Конечно, неудивительный в мои годы!.. Я и сейчас ещё чувствую слабость и головокружение… Я приехал поездом с поста 204-й мили… Вот мои спутники любезно оставили мне такую бумагу. — Профессор развернул лист бумаги и неуверенно подал губернатору. Тот важно посмотрел и поднял руку.
— «Мы, нижеподписавшиеся, удостоверяем. Наш спутник, уважаемый профессор Феликс Каммарион, через двадцать минут после отлёта впал в глубокий обморок, попытки привести его в чувство не удались… Не желая подвергать нашего спутника опасности, в виду невозможности подать ему врачебную помощь, мы предпринимаем спуск, чтобы оставить профессора на родной планете.
Задержка невозможна, марсиане гг. Луфадук и Паопак могут опоздать на межпланетный аппарат. Да поможет профессору небо и тем самым освободит нашу совесть от возможности стыда за оставление в беде товарища. Генри Пильмс, Ирена Ла-Варрен, Джон Ковбоев, Лорд Б.У.Т.Стьюпид, К.Пузявич, Арч. В.Кошкодавов и подписи двух марсиан гг. Луфадук и Паопак, изображённые по их просьбе азбукой Морзе», — прочёл губернатор.
— Они были любезны опуститься посреди поля недалеко от линии железной дороги. Около меня на палке был прикреплён флаг, — кофточка мисс Ла-Варрен! — растроганно произнёс Каммарион, — благодаря ему меня скоро и увидели с поста 204-ой мили!
Каммарион вынул из кармана скомканную кофточку и в волнении вытер глаза. В зале тотчас метнулись аплодисменты, и минута напряжения прошла.
Злые языки говорят, что за этот трогательный жест с кофточкой профессору немилосердно влетело от его супруги, женщины фундаментального сложения и каменного характера.
20. Ле карт уверт. Это не фантастический роман
Пильмс хлопает марсианина по плечу и с интересом смотрит на какой-то моторный указатель.
— Ну, как, Луиджи, скоро прилетим на остров?
— Я думаю, Генри, часа через четыре, почти перед заходом солнца.
— Здорово подпоили мы наших спутников, вот уже часа три храпят!
— Пусть спят… на «Марсе» проснутся!
— Мне дьявольски наскучил этот лорд, — заявляет другой «марсианин» Пакки О'Пакки, вдобавок ещё, как ирландец, особенно недружелюбно относящийся к английскому аристократу.
— Ну, что мы будем делать с этими русскими идиотами! — патетически воздевает руки Ковбоев, вращая своими совиными глазами.
— Придётся положиться на фантазию Луиджи, он ведь хозяин-то на Марсе.
— Они наверное сразу пожелают иметь доступ к «правительству» — бог мой, это будет, пожалуй, первый и единственный случай из практики русской эмиграции, когда не удастся добиться внимания правительства.
— Заведём для них телеграфную «переписку» и порадуем согласием на предоставление им участков.
— Да, но им будет очень казаться странным пребывание на островке среди океана.
— Гм! Придётся объяснить такую массу воды каким-нибудь шлюзованием, приливами… Каммариона мы благополучно высадили, быстро же на него подействовало усыпляющее. Очень уж он приналёг перед отлётом на шампанское!..
— Да, что касается этой рыжей обезьяны, так он ничем лишним интересоваться не будет… — заметил О'Пакки, указывая на спящего лорда Стьюпида.
— Он хоть о чём-нибудь расспрашивал?
— Ещё бы! За две минуты до отлёта лорд поинтересовался, есть ли на аппарате уборная.
— Похвальная любознательность! Ха-ха-ха!..
— Генри! — послышался из-за перегородки голос Ирены.
— Иду, иду. — Пильмс поспешно вышел в главную кабину.
Трое мужчин весело переглянулись.
— Мисс Ла-Варрен спрашивает, где мы летим, — просовывает голову в будку управления Генри.
Дука внимательно рассматривает приборы.
— Высота девять километров, две тысячи триста миль от Орлеана… Если упадём, то в Тихий океан!
Голова Генри скрылась.
— Удивительно смело вы сконструировали аппарат, Дука! — удивляется Ковбоев, — и так скоро — три месяца!
— О! — горделиво тянет итальянец — ведь я уже четыре года как ношу в голове эту модель. Я во сне мог себе представить этот аппарат до последнего винта… Конечно, если б не миллион, предоставленный нашим синдикатом, мы бы не успели так скоро устроить!
— Да-а. Но всё-таки хорошо, что эта идея с Марсом пришла Пильмсу в голову не слишком поздно!
— Всё мог испортить Каммарион!
— Как он ворвался в редакцию, ужас! Я думал, с ним будет удар после статьи «Геральда»… Ну, теперь мы доканали эту газетку!
— Сколько, всё ж, это встало? Дикую цифру!
— О, расчётами занят Хоммсворд! Он говорил перед отъездом, что мы более чем удвоили наш капитал!
— Это самое дорогое артистическое выступление, когда-либо бывшее.
— Зам-мечательная авантюра! — восклицает О'Пакки.
Дука посмеивается, ни на минуту не отвлекаясь, однако, от механизмов. Лёгкая дрожь аппарата, его детища, сообщается ему. Какая это была горячка, его постройка! Одна перевозка рабочих!.. Молчание каждого — пять тысяч долларов! Это было безумие, — но дивное безумие — утверждать, что аэроплан с места без всякой выверки полетит так, как надо, — и Дука оказался прав.
Биение мотора — биение его собственного сердца.
Рядом в кабине Генри и Ирена болтают, позабыв, что они висят на высоте девяти километров над океанской бездной…
Тремя захлебнувшимися в храпе глотками дают знать о своём присутствии люди, занятые поисками нового отечества, и человек, мечтающий энергию жирных соверенов растянуть на перелёт в десятки миллионов километров.
21. Полная иллюзия прилёта на Марс
Ирена, Генри и Ковбоев устраиваются поудобнее на сиденьях и койках и единогласно притворяются спящими. О'Пакки подымает жалюзи, и в окна кабины забираются догорающие краски заката. Аппарат летит уже совсем низко.
Для О'Пакки опять пришло время исполнять необременительные обязанности марсианина; однако прощай, милая человеческая речь!
Взяв за плечи лорда Стьюпида, О'Пакки начинает бороться с ослабевшими объятиями снотворного средства, которым был угощён лорд. Англичанин медленно пробуждается, делает попытку потянуться, но замечает Ирену (помилуйте — дама!), хотя и спящую, на полужесте обрывает своё намерение.
Оставив лорда стряхивающим со своей рыжей головы последние крошки сна, О'Пакки принимается за Пузявича и Кошкодавова… Пузявич бессмысленно всматривается; на его лице выползает припоминающее выражение.