К тому моменту, как на лестничной площадке раздался цокот шпилек, рюкзак с махровым кульком снова небрежно валялся на диване, а флэшка со всей информацией временно реквизированного смартфона соседствовала во внутреннем кармане парадного кителя майора с посланием древнего автора. Бывший муж встретил запыхавшуюся женщину, барабаня пальцем по косяку двери. В белой рубашке с военным галстуком на резинке он был неотразим.
— Отдай мои вещи! — резким движением она сунула ему под нос файл с гербовой бумагой, оформившей её свободу от материнских обязанностей, — у меня мало времени, ты получил, что хотел?
— Не совсем, дорогая, — ирония в ответ заставила её зашипеть от гнева, — нам ещё есть что обсудить, правда? Во-первых, в соответствии с изложенным тут изменением гражданско-правового статуса, ты к ребёнку не имеешь уже никакого отношения. Её, мой и мамы моей телефон я у тебя стёр. Это раз. Во-вторых, дверь ты без моей помощи открыть не сможешь, так что смыться не пытайся. А теперь, — он крепко взял её за локоть, — объясни, это что ещё за кинематограф, а? Кто мне тут насекомых развёл во всех углах?
— Каких ещё насекомых? — завизжала Марина, — Пусти, мне больно!
— Вот это что? — видеокамера, втиснутая между двумя томами О’Генри перестала снимать беломраморные бёдра богини любви, вид сзади, полетела на линолеум прихожей и была разбита каблуком военного ботинка. — Жучки!
— Миша, Миша… Успокойся, пожалуйста! — казалось, что убедившись в прекращении репортажа, неудавшаяся шпионка задышала свободнее, — кашне моё на вешалке в прихожей оставила специально, когда вещи забирала. Были со мной из службы безопасности приятеля шефа моего двое. Они поставили камеру… Им нужна была старинная вещь, сказали, ты с собой носишь! А мне деньги очень нужны, Миша, умоляю тебя, на операцию. Ну, пожалуйста…
— Тебе вот это нужно? — майор вытащил из рюкзака кирпич и показал бывшей супруге, на его счастье, универсальный клей оправдал ожидания, — а операция, надо думать, по наращиванию вымени? Да, ты ещё на колени пади! Хорошо, я отдам тебе этот хлам. Но при одном условии. Мы прямо сейчас едем за нашей дочерью, и чтобы духу твоего больше близко не было!
Через несколько минут, рыкнув двигателем, на улицу Менжинского выехал вишнёвый «Опель», на пассажирском сидении которого рыжеволосая ухоженная женщина изо всех сил пыталась подправить нарушенный суетой макияж, за рулём сидел бритоголовый загорелый военный, а сзади аккуратно лежал целлофановый пакет с завёрнутым в махровые полотенца кирпичом.
«Сестру я уже предупредил, дочь она вечером отвезёт за город, пусть проводит каникулы с двоюродными братьями, а не носит за матерью пакеты по бутикам, — размышлял Михаил по дороге, — операцию «детский сад» таким образом можно считать завершённой».
Он был зол чрезвычайно. Зол не той гневной мужской истерикой, когда педаль газа стремится в пол, а источник проблемы хочется просто придушить и бросить в ближайшем березняке. Эти эмоции, как правила, быстро стынут в запотевшей стопке водки или выталкиваются о боксёрскую грушу. Опытный разведчик вытерпел идиотский уровень «спецоперации», в которую втянули его бывшая супруга с её оборотистым дантистом только ради того, чтобы раз и навсегда закрыть семейный казус. Дочь-подросток буквально взвыла, когда подслеповатая отечественная фемида по привычке «присудила» при разводе ребёнка матери, основываясь на том, что отец по долгу службы заниматься ей не может. В реально жизни юная девушка уже несколько лет росла в семье его родной сестры, овдовевшей вскоре после рождения близнецов, когда муж заснул за рулём и вылетел ночью на встречную полосу. Мудрая сестра взяла себя в руки ради сыновей и посвятила им жизнь. Мальчики росли славными и довольно быстро начали называть папой родного дядю, его, Михаила. Того, кто воспитывал. Белокурые, вихрастые, непоседливые, они впитывали науку самозащиты и справедливости жадно, быстро перестав развлекаться обычной чепухой, вроде бросания в унитаз карбида. Неуёмную энергию юной крови и азарт отлично поглощало участие в движении поисковиков и секции боевых единоборств. Поэтому и младшей кузине с ними было весело и безопасно. В прошлые выходные, взяв всю троицу поудить рыбу спозаранку на Истре, он был сильно расстроен, когда совсем не слезливая девочка вдруг порывисто воткнула лицо ему в грудь, и намочила ткань куртки своим стиснутым горем: «папа… я не хочу быть куклой, не хочу ногти каждую неделю переодевать. О чём они говорят, когда арт-дизайнер им локоны выкладывает, ты знаешь?.. Я хочу встретить парня, такого как ты. И чтобы любовь одна и на всю жизнь, как у нашей мамы с дядей Максимом. А мамаригиа когда ресницы завивала, учила меня, что внешность — это наш капитал, а замуж надо ходить столько раз, сколько за это платят…». Нагиамама. Вот так, слившимся словом, братья и она называли его сестру. Ту, что не спала ночами, когда все трое хворали. Ту, что насмерть сцеплялась с учителями и приучила детей к тому, что любое развлечение куда радостнее, когда ты на совесть выполнил свою работу. Будь то домашнее задание по тригонометрии или скашивание травы у забора.