Она беспомощно смотрела, как пальцы чудовища тянутся к ней, заслоняя свет…
Затем они остановились, схватив воздух в нескольких футах от ее лица.
Он не мог дотянуться.
Зоя перевела дыхание. Она получила отсрочку.
Вдруг послышался звук треснувших хрящей. Рука изменила форму, тонкие кости выдвинулись из плоти. Девочка с ужасом смотрела, как пальцы начали расти.
Зоя закрыла глаза и снова закричала.
Черный «ленд крузер» медленно катился по пустынной верфи. Он повернул к докам и, хрустя гравием, поехал на стоянку. Блэйд вылез из машины.
Абигайль внезапно остановилась и на мгновение замерла. В воздухе как будто звучало странное эхо, хотя ему не предшествовало никакого шума. Блэйд нахмурился, закрыл машину и поспешил вслед за Абигайль, спускавшейся к доку. Свет в помещении не горел. Чутье Блэйда подсказывало ему, что здесь что-то не так. Он положил руку на плечо Абигайль, призывая ее остановиться.
Было слишком тихо.
Абигайль посмотрела на Блэйда. Не сказав ни слова, она щелкнула выключателем.
Ничего не произошло. Электричество было отключено.
Оба они инстинктивно выхватили оружие, пригнулись и двинулись вперед. Абигайль сняла пистолет с предохранителя и проскользнула в коридор. Что произошло? Либо Хеджес опять сжег генератор, пытаясь сделать печенье на паровом прессе, либо случилось что-то ужасное.
Девушка запретила себе думать о самом страшном. Она сосредоточилась на том, чтобы не отставать от Блэйда. Пошарив за дверью лаборатории, охотник снял с крючка фонарь и включил его, заливая комнату потоком желтого света.
Абигайль в ужасе открыла рот; сердце ее, казалось, выскочит наружу. Лаборатория Самерфилд была полностью разрушена, как будто по комнате прошелся торнадо. Компьютеры разбиты, даже самые тяжелые полки с оборудованием опрокинуты, столы и стулья перевернуты. Казалось, тут похозяйничал буйный сумасшедший.
Абигайль повернулась к Блэйду, страх холодным металлом перехватил горло;
— Кинг…
Они бросились в лазарет. Кинга не было. Здесь царил такой же разгром, как в лаборатории. Двигаясь как во сне, охотники отправились на склад.
Когда они открыли дверь, Абигайль отпрыгнула назад, зажимая рот рукой, чтобы не закричать.
Бетонный пол был залит кровью. Останки Декса и Хеджеса валялись по всему помещению, как бракованное мясо на полу скотобойни.
Девушка замерла, чувствуя, как волна холода заливает ее.
Этого не может быть.
Ее как магнитом притягивали разорванные останки товарищей. Взгляд скользнул по блестящим внутренностям, которыми был усыпан весь пол. Она знала, что не должна смотреть, что будет жалеть об этом тысячами последующих ночей, но не могла удержаться.
Она никогда не могла привыкнуть к таким вещам. Все было так, как будто кто-то воплотил худший из ее кошмаров и показал его в мельчайших деталях. Абигайль нутром чувствовала, что может прийти день, когда вампиры найдут их, но она не могла представить себе ничего подобного.
Блэйд шагнул вперед и мягко положил руку ей на плечо. Абигайль резко отстранилась от него. Пусть не думает, что она раскисла. Ей надо видеть это, чтобы найти в себе силы и уничтожить убийцу, кем или чем бы он ни был.
Что-то хрустнуло у нее под ногами. Абигайль посмотрела вниз и увидела часы Хеджеса, плавающие в луже крови в нескольких ярдах от окровавленного обрубка его кисти. Все внутри сжалось, она почувствовала, как волна ослепляющего гнева прокатилась в ее душе. Это было не просто убийство. Это была садистская бойня. Негодяй явно наслаждался своим злодеянием.
Здесь было слишком много крови, больше чем могли вместить два человеческих тела.
Девушка застыла, пораженная ужасной мыслью.
— Зоя! Где Зоя?!
Блэйд и Абигайль со всей тщательностью обыскали штаб-квартиру: ванную, гараж, каждый уголок и трещинку.
Никаких следов девочки не было.
— Где она?
Абигайль показалось, что весь мир рушится, пока она обшаривала здание, бросаясь в каждую дверь, каждый чулан. Сотни ночей она просыпалась под знакомые звуки, доносившиеся из мастерской, где Хеджес и Декс шутили и подкалывали друг друга, под успокаивающее щелканье клавиш Самерфилд, которая допечатывала свой отчет в соседней лаборатории. Все это было таким привычным. Казалось, что так было всегда и всегда будет.
В глубине души Абигайль всегда сознавала, что жизнь «гуляющих ночью» недолговечна, но ежедневная рутина придавала ей иллюзорное ощущение неуязвимости.