ГЛАВА, В КОТОРОЙ ШЕВАЛЬЕ ОТДАЕТ ПОСЛЕДНИЙ ДОЛГ КАПИТАНУ И ПОСЕЛЯЕТСЯ В ШАРТРЕ
Шевалье остановился в гостинице и немедленно навел справки.
У капитана Дюмениля когда-то была в Шартре семья; но, как он и говорил Дьёдонне, от этой семьи не осталось в живых ни одного человека.
Однако многие жители Шартра когда-то хорошо знали капитана и отдавали должное его мужеству и порядочности.
Шевалье разыскал могильщика и заставил того показать ему склеп семьи Дюмениль; капитан был прав: одно из его отделений было свободно.
Шевалье позаботился выправить с помощью доктора, капитана и его помощника с «Дофина» свидетельство о смерти, удостоверяющее кончину и личность Дюмениля.
Имея на руках такое свидетельство, он мог потребовать и получить это смертное мраморное ложе, на котором его друг будет спать вечным сном.
Он послал письменные уведомления все именитым жителям города и поместил в газетах объявления о том, что капитан Дюмениль умер и будет похоронен в следующий понедельник.
Между письменными уведомлениями, объявлениями в газетах и похоронами должна была пройти неделя.
Таким образом, если у Дюмениля и оставались какие-либо родственники, то они были бы предупреждены.
Если они проживали в окрестностях Шартра, то у них было время приехать и принять участие в погребальной процессии.
Если же они были где-то далеко, то они могли бы написать, дать о себе знать и заявить о правах на наследство капитана — наследство, состоявшее всего из нескольких сотен франков, поскольку у капитана не было других источников дохода, кроме тысячи четырехсот или тысячи пятисот франков пенсии.
Похороны состоялись через неделю, то есть по истечении указанного срока; никто из родственников на них не появился, зато там присутствовал весь город.
Шевалье возглавлял траурное шествие, и ни один сын не горевал бы сильнее о смерти отца, чем Дьёдонне горевал о смерти друга.
Его слезы, до конца не выплаканные, ждали только подходящего момента, чтобы вновь пролиться, и он испытал непередаваемое блаженство, почувствовав, как они заструились у него по щекам.
Когда гроб с телом установили в склеп, шевалье де ла Гравери пожелал сказать несколько слов этой толпе людей, которые — половина из любопытства, а половина из чувства симпатии — шли за гробом с телом капитана Дюмениля до самого кладбища; но рыдания душили его.
Это был лучший способ выразить свою признательность; с этого часа если шевалье и не слыл в городе за большого умника, то в нем ценили его чувствительное сердце.
Господина дела Гравери проводили до дверей его гостиницы.
И только войдя к себе в комнату, шевалье наконец действительно остался один.
Но он еще не наплакался вдоволь.
Он собрал различные предметы, принадлежавшие капитану, и среди них был и дорожный сундучок.
Эти святые реликвии вызвали новые слезы на его глазах.
Тогда он принял решение остаться в Шартре; он не испытывал особой любви ни к одному месту на свете, и такой унылый и тихий город, как Шартр, с его гигантским собором, постоянно вздымающим в небо две руки, будто моля Господа о милосердии, прекрасно подходил ему.
Он не хотел никого видеть из своих прежних друзей, никого, кто бы знал его жену и мог бы спросить его, что с ней сталось.
И однако — странное дело — он вернулся во Францию, влекомый смутной надеждой вновь встретиться с Матильдой.
На углу любой улицы, куда он поворачивал, ему казалось, что вот сейчас он окажется лицом к лицу с ней и она кинется ему на шею с криком: «Это ты!»
В тот же день он стал подыскивать себе дом и на улице Лис нашел тот, который мы уже описали.
Он ему показался подходящим во всех отношениях.
Господин де ла Гравери пригласил торговца мебелью, заказал ему обстановку по своему вкусу и отправил своему нотариусу письмо с просьбой прислать все деньги, какие у него, шевалье, могли быть, а также самую ценную мебель и столовое серебро, которые Дюмениль после катастрофы поместил в надежное место.
Нотариус во время семилетнего отсутствия г-на де ла Гравери высылал ему всего лишь половину от суммы его доходов, так что теперь тот мог иметь в своем распоряжении от тридцати до сорока тысяч франков.
Помимо этого, шевалье имел еще двадцать тысяч ливров ренты.
А с двадцатью тысячами ливров ренты в таком городе, как Шартр, можно считать себя сказочно богатым.
Через неделю дом был готов принять шевалье.
Его водворение в нем стало целым событием.
Мы уже описывали, и это вряд ли забыто читателем, с каким комфортом были обставлены гостиная, комната для хранения вин и различных солений и копченостей, а в особенности спальня.