Выбрать главу

Глубокая жалость овладела шевалье.

Ему показалось, что в этом упорстве собаки, которую он видел впервые, было нечто сверхъестественное.

Машинальным движением он поднес руку к шпингалету на оконной раме, чтобы открыть его, но в ту же минуту такой удар грома, какого он до сих пор не слышал, грянул прямо у него над головой; мрак раскололся, огненная змея прочертила воздух; собака испустила громкий вопль ужаса и, завывая, убежала, в то время как шевалье, пораженный ударом электричества, — войдя через руку, касавшуюся железного шпингалета, оно прошло по всему его телу, — попятился и без сознания упал навзничь у изножья своей кровати.

XVII

ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ

Когда шевалье пришел в себя, гроза закончилась, стояла густая тьма и полная тишина.

Он лежал некоторое время, не понимая, что с ним случилось; он ничего не помнил и не мог догадаться, как получилось, что осенней ночью, уже такой же холодной, как и зимняя ночь, он в одной рубашке лежит на полу около своей кровати.

Он чувствовал себя совершенно закоченевшим; в ушах у него раздавался шум, похожий на отдаленный гул водопада.

Он неуверенно встал на колено, ощупью нашел на расстоянии вытянутой руки свою кровать и, тяжело вздохнув, с беспримерным усилием вскарабкался на пирамиду из матрасов.

Там он нашел свои простыни еще теплыми (это доказывало, что его обморок был недолгим), а свое пуховое одеяло наполовину сползшим вниз.

Он скользнул между простынями, испытав при этом чувство неслыханного наслаждения, с головой натянул на себя пуховое одеяло, свернулся клубочком, чтобы быстрее согреться, и попытался заснуть.

Но, напротив, мало-помалу память стала возвращаться к нему, а по мере того как возвращалась память, сон бежал от него прочь.

Шевалье в малейших подробностях припомнил все, что произошло, начиная с пулярки из Ле-Мана и кончая раскатом грома.

Тогда он прислушался, не нарушат ли тишину ночи завывания собаки.

Все было тихо.

Впрочем, разве в тот миг, когда он почувствовал удар электричества, от которого у него до сих пор немела рука, он не видел, как собака убегала испуганная?

Значит, он избавился от этого животного, упорно преследовавшего его как призрак.

Но не было ли это животное странным образом связано с единственными воспоминаниями, дорогими ему, — со смертью его друга Дюмениля?

Все это было слишком сильным потрясением для шевалье, чья жизнь вот уже восемь или девять лет текла размеренно, похожая на гладкую поверхность озера, а со вчерашнего дня будто превратилась в бурный поток, увлекаемый против его воли к какому-то ужасному водопаду, подобному Рейнскому или Ниагарскому.

В эту минуту послышался удар часов.

Это могла быть половина какого-то часа или же час ночи.

Шевалье мог подняться, зажечь спичку и посмотреть.

Но, испытывая, словно испуганный ребенок, робость, шевалье не осмелился встать, так как ему казалось, что привычный порядок вещей полностью нарушился.

Он ждал.

Через полчаса часы пробили еще раз.

Значит, был час ночи.

Шевалье предстояло еще шесть часов ждать наступления дня.

Он вздрогнул и почувствовал, как от ужаса у него по всему телу выступил пот; было совершенно очевидно, что если ему не удастся заснуть, то до наступления дня он сойдет с ума.

Стиснув зубы и сжав кулаки, шевалье с яростью приказал себе: «Спать!»

К несчастью, известно, что в этом отношении человек не властен над собой; шевалье напрасно говорил себе: «Спать» — сон не шел к нему.

Но вместо сна начался бред измученного ума!

Шевалье впал в некое оцепенение, похожее чем-то на сон; ему стало казаться, что это он, а не Дюмениль лежал на кровати, завернутый в саван; но только произошла ошибка, летаргический сон приняли за смерть, и шевалье собирались похоронить заживо.

Затем пришел могильщик, взял его с кровати (сам он был не в состоянии ни говорить, ни кричать, ни стонать, ни шевелиться, ни сопротивляться), положил его в саване в гроб и, закрыв гроб крышкой, принялся его заколачивать; но один из гвоздей коснулся тела, и шевалье закричал и проснулся.

Когда он проснулся или полагал, что проснулся — ведь шевалье был во власти непрерывной галлюцинации, — ему показалось, что он вдруг перенесся в фантастический мир, населенный животными странных форм, с угрозой смотревшими на него; он хотел убежать, но на каждом шагу, как перед рыцарем в садах Армиды, перед ним возникали новые монстры, драконы, гиппогрифы, химеры, которые слились в единую свору, гнавшуюся за ним; несчастный шевалье спотыкался, падал и вновь поднимался, продолжая свой бег; но вскоре, настигнутый как загнанный олень, он приготовился к смерти, не имея сил бороться с ней, однако боль, которую причинил ему первый же укус, разбудила его, и он снова сказал себе: «Это все неправда, я лежу в своей постели, мне нечего бояться, это какое-то сновидение, кошмар».