– Где я должен подписать? – Отец взял папку с зажимом и накарябал свое имя. – На самом деле, один из этих цыган… этих гадов… стучался к нам в дом сегодня днем. Часа в четыре, как раз в то время, когда домохозяйки и их дети сидят дома, беззащитные.
– Меня это даже не удивляет. Они уже давно шатаются рядом с Уэллингтон Гарденс. Им кажется, что в старых домах гораздо больше добра, которое множно стащить или выпросить у хозяев. А ты представь, что будет, если тут построят этот лагерь! И когда в нашем районе закончится все бесхозное добро, которое можно стащить и сдать на металлолом, они нацелятся на что-нибудь посерьезней и поценней, если ты понимаешь, о чем я.
– Я надеюсь, твоя работа по сбору подписей дает хороший результат, Сэм? – Отец вернул ему папку с зажимом.
– Только три отказа. Священник сказал, что не хочет быть втянутым в «партизанскую политику», но его жена очень быстро переубедила его, сказав, что в таком случае она больше не жена священника. Все остальные подписывают петицию так же легко и быстро, как и ты, Майкл. У нас будет экстренное собрание в клубе в Среду, будем обсуждать варианты, как лучше вправить мозги Малвернском Совету. Могу я рассчитывать на твое присутствие?
Надо было сказать «да». Надо было сказать: «вот мои карманные деньги, наточите наши ножи, пожалуйста, прямо сейчас». И тогда точильщик начал бы раскладывать свои инструменты прямо там, у нас на пороге. Металлические листы, кремни и (как оно называется?) каменное колесо. Он бы сколнился над этим колесом и сморщился бы, как гоблин, и в глазах его появился бы этот опасный блеск. Одной рукой он бы вращал маховик, быстро, быстро, еще быстрее, а в другой сжимал бы нож и подносил бы лезвие к вращающемуся колесу, все ближе и ближе, до тех пор, пока камень не коснулся бы метала – и искры, синие бешеные искры засветились бы в тусклом сумраке, цвета Кока-колы. Я бы почувствовал запах жженого, горячего металла. Услышал бы визг лезвия, столкнувшегося с каменным маховиком. Он точил бы ножи, один за одним, и их лезвия, одно за одним, становились бы тоньше и острее, чем охотничий нож Норманна Бэйтса. Они стали бы настолько острыми, что смогли бы разрезать и мускулы и кости и вермя и страх. Эти мальчишки в школе наверно ненавидят меня.Острыми настолько, чтобы перерезать Завтра они опять сделают со мной что-нибудь гадкое?Сухожилья.
Господи, ну почему я не сказал «да»?
***
Если ты появишься на публике с одним из родителей – тебя заклеймят «педиком». Но сегодня многие дети шли в сельский клуб со своими родителями, поэтому я не беспокоился. Окна Клуба Блэк Свон Грин (клуб возведен в 1952) сияли масляно-желтым светом. Он всего в трех минутах ходьбы от Кингфишер Медоус, прямо напротив Начальной Школы. Странно, раньше здание Начальной Школы казалось мне огромным, а теперь…
Как мы вообще можем быть уверены насчет «истинного» размера вещей?
В помещении клуба пахло сигаретами, воском, пылью, цветной капустой и краской. Если бы мистер и миссис Вулмор не заняли нам места в первом ряду, нам бы пришлось стоять у задней стены. В последний раз столько народу в клуб набивалось в тот день, когда мы разыгрывали сцену Рождества Христова, я тогда играл грязного беспризорника из Вифлеема. Свет софитов отражался в глазах зрителей, и со сцены мне казалось, что за нами наблюдают сотни кошек. Из-за Палача мне пришлось переврать несколько ключевых фраз. Мисс Трокмортон была возмущена этим фактом. Зато я хорошо сыграл на ксилофоне и спел песню «Белый или Черный, Желтый или Красный, приходи и посмотри на младенца Иисуса». Когда я пою, я не заикаюсь. Джулия тогда носила брекеты на зубах (совсем как тот чувак по кличке «Челюсти» из фильма «Шпион, который меня соблазнил»). Она сказала, что я играл естественно. Это было неправдой, но это было так мило с ее стороны, что я запомнил.
Сегодня собравшиеся в клубе вели себя очень шумно, кричали и ругались так, словно скоро начнется война. Все казалось зыбким в клубах сигаретного дыма. Здесь были и мистер Юи, и мама Колетт Тарбот, и мистер и миссис Ридд, и родители Леона Катлера, и отец Анта Литтла, пекарь (он как всегда не в ладах с гигиеной). И все они орали одновременно и так старлись перекричать друг друга, что в общем оре совершенно невозможно было разобрать ни слова. Отец Гранта Берча рассказывал о том, как цыгане крадут собак, чтобы устраивать собачьи бои, и потом съедают их.
– Такое постоянно происходит в Энгласи!
Мама Андрэ Бозард согласилась с ним.
– Так это и здесь случается!
Росс Уилкокс сидел между своим отцом-механиком и своей новой мачехой. Отец Уилкокса – его точная копия, только более высокий, коренастый и красноглазый. Мачеха Уилкокса все время сморкалась в носовой платок. Я старался не смотреть на них, но ничего не мог с собой поделать. На сцене, рядом с отцом Гилберта Суинярда стояла жена священника Гвендолин Бенедикс и Кит Харрис, тот самый учитель из колонии для несовершеннолетних, который живет со своими тремя доберманами. (его собак никто украсть не пытался). Проседь в волосах Кита Харриса проявляется полосами, поэтому дети называют его Барсук. Наш сосед, мистер Касл, вошел в зал и занял последнее свободное место. Увидев моего отца и мистера Вулмора, он героически кивнул им. Те кивнули в ответ. Мистер Вулмор прошептал отцу на ухо: «старик Джерри все-таки присоединился…» К передней части сцены был приклеен плакат с надписью: «КРИЗИСНЫЙ КОМИТЕТ. ОБСУЖДАЕМ СТРОИТЕЛЬСТВО НОВОГО РАЙОНА». Первая буква в каждом слове была намалевана красным, остальные – черным.
Мистер Касл поднялся на ноги, собравшиеся затихли и стали шикать на тех, кто продолжал орать. В прошлом году мы с Дином Мораном и Робином Саутом играли в футбик, и Моран запульнул мяч во двор к мистеру Каслу. На просьбу вернуть мяч мистер Касл ответил отказом, он сказал, что мяч сломал его гибридную розу стоимостью 35 фунтов, и он не вернет Морану мяч до тех пор, пока тот не заплатит за розу (то есть, не вернет никогда, потому что таких денег у 13-летнего мальчишки не может быть по определению).
– Дамы и господа, граждане Блэк Свон Грин. Тот факт, что так много людей в этот холодный вечер не поленились прийти сюда, говорит о многом. Это главное доказательство нашей сплоченности и нашего нежелания терпеть постыдные – и бесстыдные – попытки избранного нами Совета нарушить, – он прочистил горло, – «Договор о Временных поселениях 1968 года», превратив нашу деревню – наш общий дом – в свалку «отбросов», «цыган», «румынов» или как их там теперь называют наши «либерально» – если это слово здесь вообще применимо – настроенные власти. Тот факт, что ни один представитель власти сегодня не порадовал нас своим визитом, это явное доказательство… (Исаак Пай, владелец бара «Черный лебедь», закричал: «и правильно сделал, что не появился, мы бы его линчевали прямо тут!» Мистер Касл терпеливо улыбался, дожидаясь, когда смех угаснет)… это явное доказательство их трусости и несостоятельности. (Аплодисменты. Мистер Вулмор крикнул: «Отлично сказано, Джерри!») Прежде чем мы начнем, я бы хотел от лица всех членов нашего кризисного комитета поприветствовать мистера Хьюза из «Малвернского вестника» (мужчина в первом ряду с блокнотом в руках кивнул) за то, что он нашел время в своем плотном графике и все же посетил нас. Я верю, что его статья о возмутительном поведении этих преступников из Малвернского Совета поддержит честную репутацию газеты, которую он представляет. (это звучало скорее как угроза, чем как приветствие). Теперь о деле. Защитники цыган естественно недовольны: «что вы имеете против этих людей?» - спрашивают они. На это я могу ответить: «А сколько времени у вас есть на то, чтобы выслушать меня? Бродяжничество, воровство, анти-санитария, туберкулез…» (я не слушал дальше, я задумался вот о чем: жители деревни считают цыган недолюдьми, и при этом главный их грех – это их непохожесть на нас).