Либо
Блэквуд, либо ничего. Я хлопнула ладонью по рулю, и боль в руке показала мне, что я всё ещё жива, все ещё в игре и все ещё в состоянии продолжать свои поиски.
Я вытащила из своей стопки бумаг копию разрешительных документов Блэквуда и достала из сумки ручку.
Приложив стержень к бумаге, я легко вывела имя
«Гаррет Блэквуд»
черными чернилами. Его собственность была обширной. Я могла бы копать так, что он бы об этом никогда не узнал, профессор Столлингс получил бы свои документы, а я, наконец, смогла бы узнать правду об исчезновении моего отца.
Глава 3
Доктор Столлингс листал мои разрешительные документы, нахмурив свои светлые брови, пока проверял каждую подпись.
— Там все есть, — заправив волосы за ухо, проговорила я, пытаясь унять нервную дрожь.
— Я понял, — он взглянул на последнюю страницу с подписью Блэквуда, а потом откинулся на спинку стула. — Вижу, ты получила разрешение Блэквуда.
— Да, — подтвердила я и опустила взгляд на свои удобные балетки. — Я думаю, что начну с этого.
— Я годами пытался получить разрешение на раскопки там. Безуспешно, — произнёс он, одарив меня полуулыбкой. — Следовало догадаться, что мне нужно было всего лишь послать туда симпатичную аспирантку, чтобы этого добиться, вот и всё, — сказал он и окинул меня взглядом своих светло-карих глаз. Раньше я думала, что они цвета меда, и мужчина, которому они принадлежали, был таким же милым. Больше нет. — Ты уверена, что не хочешь, чтобы я сопровождал тебя на некоторых этапах экспедиции?
— И заставить Вас прервать занятия? — ответила я, покачав головой. — Нет, что Вы. Я справлюсь сама.
Он прищурился и указал на дверь, молча приказывая мне закрыть её. Я встала и захлопнула её, хотя к горлу подступила тошнота. Подчинилась, несмотря на то, что я знала, что будет дальше.
— Ты в порядке? — спросил он, скрестив руки на груди, от чего пуговицы на его светло-голубой рубашке натянулись.
— Да, — ответила я, опустилась в кожаное кресло перед его столом и молча молилась, чтобы он не попросил меня пересесть к нему на диван, чтобы поболтать. Я слышала слишком много историй об этом диване.
Он посмотрел на меня с притворной озабоченностью, от чего морщинки вокруг его глаз обозначились сильнее.
— Я хотел бы, чтобы ты позволила мне пригласить тебя на ужин, чтобы мы могли бы спокойно поговорить, — он взглянул на дверь. — Более конфиденциально. Я понимаю, тебе трудно открывать свои чувства в такой обстановке.
Это была опасная ига, и мне надо было действовать осторожно. Одно неверное движение, и он подумает, что мне нравятся его заигрывания. Шаг слишком далеко в другом направлении, и он снова будет угрожать перекрыть финансирование моих раскопок. Тонкость не была его сильной стороной.
— Я пока ещё не готова. Мне очень жаль, — скала я и со вздохом опустилась в кресло.
Он встал и обошел свой стол. У мня зашевелились волосы на затылке и побежали мурашки, когда он завис у меня за спиной.
— Твоя мать хотела бы, чтобы ты была счастлива.
«Не смейте говорить о ней», — подумала я, но скала иное:
— Вы правы.
— Я могу сделать тебя счастливой, — проговорил он и провел руками по моим плечам, пальцы впились в моё тело, как крючки.
— Профессор...
— Зови меня Фрэнк. Ты же знаешь, что можешь говорить со мной откровенно.
Я не забыла, когда он в последний раз хотел «поговорить». Воспоминание о его горячем дыхании на моей шее заставило меня вздрогнуть.
— Фрэнк...
— Иди, присядь со мной.
Я прикусила щеку с внутренней стороны, чтобы острая боль не давала мне потерять сознание.
— Мне и здесь хорошо.
Он сильно сжал мои плечи, слишком сильно.
— Давай же. Ты почувствуешь себя лучше.
Я прикусила губу и поднялась, когда он отпустил меня. Он опустился на диван, закинув одну руку на спинку. Он был красив, его волосы пшеничного цвета и четко очерченные черты лица просто кричали, что он «лучший представитель американской нации». Я никогда не видела у него даже намека на щетину на подбородке. Ни один волосок не выбивался у него из прически, а одежда всегда была идеально выглажена. Он был одет в униформу, костюм, предназначенный для того, чтобы усыпить мое внимание, внушить ложное чувство безопасности. Он даже не пытался скрыть тот факт, что ему было за сорок, он был женат и был известным любителем студенток.