Но свечи — как гласила история — были обращением к древнему символу благодарности, привязанности и выражения дружеских чувств. Более того, маленький огонек символизировал право на уважение за все заслуги. От свечек, опять же, исходило чувство тепла, сердечности, как воздание заслуг за верность, постоянную готовность к действию и громадную пользу для всех тех, перед чьим портретом они мерцали.
Было без четверти семь, когда Орло осторожно шел по Алькову. Он притворялся, будто находится несколько не в себе, несколько раз останавливался, прижимаясь спиной то к одной, то к другой стенке. Полузакрыв, или полуоткрыв, глаза, он делал вид будто бы глубоко о чем-то задумался.
Потом он продолжил свой путь. Его главной целью была столовая комната, где он в предыдущий день ужинал с диктатором. И действительно, выйдя из алькова, он живо направился к барьеру перед столовой, как будто собирался пройти туда. Очень скоро до него донеслись шум и крики, доносящиеся из заветной комнаты. Пьяные возгласы перемежались взрывами смеха и общим гвалтом, когда каждый хотел перекричать другого.
Орло приблизился к столу, где сидящие офицеры уже заметили его. Внезапно, метрах в пяти, он остановился и стукнул себя по лбу, как бы говоря: «Черт, только сейчас вспомнил!».
Потом он обратился как будто бы и ко всем сидящим, но глядел только лишь на молодого генерала Хинтнелла:
— Господа, до меня только сейчас дошло, что у меня срочнейшее дело, поэтому я не смогу участвовать в сегодняшнем ужине. Если кто будет спрашивать, я объясню потом.
Сказав это, он повернулся и поспешил назад, содрогаясь от того, что сделал. Он ожидал, что за ним сейчас погонятся и схватят.
Но когда ничего такого не случилось, Орло успокоился и тут же погрузился в раздумья, проходя мимо ниш с изображениями. На сей раз дольше всего он задержался перед портретом Кротера Вильямса.
Как и в каждом случае, здесь не было никаких дат, только имя.
Лицо на фотографии задумчиво глядело на Орло. Выражение на нем было слегка обеспокоенное и чем-то усталое. Но человек на портрете выглядел лет на тридцать.
Проходя по алькову вчера, Орло не задерживался совсем. Но у него был цепкий взгляд. За ночь он пару раз просыпался и задумывался, что бы все это значило: мерцающий, неяркий свет, сознательно предусмотренная трудность увидеть то, что находится в нишах, сама глубина этих ниш.
Еще до своего прибытия во дворец своим ясным, трезвым умом он пришел к мысли, что тридцатилетие было некоей разграничительной чертой. Любому чиновнику в стране Лильгина, дошедшему до такого возраста (несколько лет туда или назад роли не играли), обычно предъявляли какое-нибудь обвинение. А после этого его либо казнили, либо высылали. Место высылки зависело от тяжести обвинения или от занимаемой должности. Такой бедняга попросту исчезал где-нибудь в глубинке на мелкой технической работе. Но если обвинения были особо суровыми, например, в принадлежности к провокаторам, буржуазным фальсификаторам, безнадежным бюрократам или политически незрелым личностям — реабилитация могла произойти только лишь в забитом колхозе или трудовых лагерях.
В этот второй вечер Орло потратил время на то, чтобы заметить: только треть изображенных здесь людей была старше тридцати. Это обобщающее наблюдение он сделал, пересчитав ниши.
Результат был невероятный — 284.
XVII
Было уже совсем темно, когда у дверей зазвонили. Орло открыл, это была Шида. Она принесла с собой газету.
— Тут на первой странице рассказывают про тебя, — сказала она. — О твоем назначении.
Орло взял газету, но не стал тут же просматривать.
— Уже десятый час, — сказал он. — Где ты была?
Девушка сняла пальто. Услыхав вопрос, она бросила пальто на стул и стала, глядя на Орло — стройная, в коричневом платье, длинные волосы обрамляли лицо и шею.
— Это что, братский вопрос? — спросила она.
Орло задумался.
— Нет.
— Этой ночью я буду исполнять роль любовницы?
Юноша улыбнулся.
— Тебе обязательно нужно разрешение?
— Я только хочу остаться в живых, — просто ответила девушка, — так долго, насколько смогу. Я чувствуюб что это одно из основных условий.
— Ты неправильно думаешь про Лильгина, — механически заметил Орло. Мы находимся под наблюдением его советников. Сам же он просто социальный инженер. А они сволочи.