— Ну уж нет! — горячо воскликнула Таня. — Я так просто не бросаю дела. Посмотрим, кто победит.
Раздался стук в дверь. Мангон разрешил войти, и в кабинете появилась Раду. С трудом открыв дверь и удерживая ее задом, чтобы она не закрылась, экономка протиснулась в комнату вместе со столиком на колесах. На нем под медной крышкой прятался обед, источавший густой аппетитный аромат.
— Чудесно, — процедил сквозь зубы Мангон. — Уже обед. Я ничего не успеваю.
— Значит, завтра… — начал было Кору, но Адриан вскинул голову и устало посмотрел на него.
— Идите уже из моего кабинета!
Таня и Кору, недружелюбно переглянувшись, поспешили убраться подальше от гнева Мангона. Уже из коридора они слышали, как тот выговаривает Раду, и каждый про себя порадовался, что теперь он в относительной безопасности. И только потом они спохватились, что остались наедине. Повисло неловкое молчание.
— Тебе никогда не победить, — заявил Кору, скорее чтобы хоть что-то сказать, нежели из желания уязвить эту странную чужеземку.
— Слушай, что я тебе сделала? — спросила Таня. — Почему ты так злишься?
— Ты обокрала меня! Я чуть не потерял хорошую службу.
“А еще, если я выйду победителем, меня ждет благодарность Виталины Амин. И это больше всего, о чем я мог мечтать”. Вслух он этого, конечно, не сказал, просто повернулся на каблуках и нарочито громко зашагал прочь из замка.
***
— Это называется полоса препятствий, — рассказывал Сен-Жан, поедая коврижки прямо на кровати Татаны. Он никогда не дерзал представить, что будет сидеть в спальне симпатичной девушки, которая не являлась бы его женой и не собиралась таковой становиться, на огромной кровати так, будто в этом нет ничего зазорного. Ему потребовалось время, чтобы принять тот факт, что он не оскорбляет своим вторжением в святая святых Таню, но Жослен был достаточно экстравагантным, как любой молодой творческий человек, поэтому быстро подстроился под новые условия.
— Северянка, ты уверена, что справишься? — голос Росси был полон сочувствия, звучал мягко и нежно. Ей было сложнее смириться с правилами, которые устанавливала Таня, и она иногда бросала встревоженные взгляды на удобно расположившегося на кровати Жослена. В ее представлении это означало его желание оказаться с Таней под одеялом, на что та закономерно возмущалась: “Я? С Жосленом? Ты что, с ума ушла?”
— Нет, не уверена, — покачала головой Таня. Она ломала коврижку, крошки сыпались на тарелку, но проглотить хоть кусочек казалось невозможным. — Но я не имею другого выбора: Мангон запрет меня.
— А я восхищаюсь Северянкой, — с набитым ртом проговорил Жослен. — Она украла эту форму втайне ото всех, и даже мы не знали, что она бегает. Кстати, зачем ты это делаешь?
— Чтобы быть сильной, — закатила глаза Таня. — Как иначе девушке делать живот и ноги маленькими?
— Ничего не есть? — предположила Росси и внимательно посмотрела на кусок коврижки, который держала в руках. Таня только фыркнула:
— Так ты делаешь плохое здоровье.
— Северянка права. И хоть эти богатые дамочки легкие и полупрозрачные, истинные музы художника, нет ничего лучше крепкого бедра простой румяной девчонки!
— Жослен! — воскликнула Росси. Впрочем, Сен-Жан тоже устыдился своей откровенности и добровольно изгнал себя в кабинет в одиночестве расправляться с перекусом.
— Он милый, — улыбнулась Таня. Чудачества Жослена отвлекали ее от тяжелых мыслей.
— Он грубый и бесстыдный! — сердито возразила Росси.
— И милый, — добавила Таня.
У нее никогда не было подруг и сердечных разговоров. Она внезапно обнаружила новую сторону отношений, очень эмоциональную, трепетную, ту, которую было невозможно получить в грубоватой дружбе с мальчишками. Таня всегда отвергала женскую дружбу, считая ее глупой и непостоянной, но оказалось, что подобные отношения только раскрывают и дополняют ее личность, но никак не портят жизнь. Благодарная за свои открытия, она погладила подругу по руке, и Росси, переживавшая в тот момент целый вихрь эмоций от любви к своей Северянке до гнева на своенравного Жослена, улыбнулась криво и немного нервно. Славная, милая Росси.
Однако она ничем не могла помочь Тане в сложившейся ситуации, кроме добрых слов. В отличие от Тени. И он явился, едва стрелка переползла за десять часов. В последние несколько дней Тень просил много заниматься русским языком, и Таня догадалась, что он знает, как недолго ей осталось сидеть в мангоновском замке, поэтому вечера они проводили голова к голове, исписывая бесчисленные страницы кириллицей. Но в тот день у Тани были свои вопросы.
— Добрый вечер, — Тень театрально поклонился. — Наслышан о твоих подвигах, и не смог удержаться, чтобы не узнать все из первых уст. Ты планируешь разрушить замок до основания или остановишься на паре башен?
Таня подозрительно обернулась на дверь, ведущую в спальню Росси. Увидев в спальне Северянки незнакомца, она могла и не спать, надеясь услышать что-нибудь интересное.
— Пошли в кабинет, — предложила Таня.
— О, ты меня прячешь от служанки. Как волнующе, — в его хриплом голосе слышалась улыбка.
— Она не служанка. Она друг, — довольно резко ответила Таня, пропуская Тень в кабинет и запирая за собой дверь. Пока она возилась с замком, гость по-хозяйски зажег лампы, не все, два настенных светильника, и в комнате все еще царил полумрак.
— Итак, я заинтригован. Не расскажешь, что ты задумала?
— Все вышло случайно, — простонала Таня. — А теперь моя вина, что умер Айвенгу. Это дракон, который жил в подвале. И я не знаю, как с этим жить.
— Наверняка это не первое твое случайное убийство. Возможно, ты как-то поймала экипаж на улице, который не достался тяжело больному человеку, тот не доехал до лекаря и умер в мучениях, — Тень присел на краешек стола и сложил руки на груди.
— Ты плохо умеешь поддержать, — буркнула Таня. — И это другое. Я почти толкнула Айвенгу к смерти. Я ужасная, — она спрятала лицо в ладонях. — Мангон рассказал, что хотел его спасти. Конечно, он думает только о себе и хочет спасти себя, но, может, и сделал что-нибудь для Айвенгу.
— Ты считаешь Мангона чудовищем? — внезапно спросил Тень.
— Он дракон, — развела руками Таня, как будто после этого должно быть все очевидно.
— Но он пока остается человечным. И у него много времени, прежде чем он познает мир настолько, что потеряет к нему всякий интерес.
Когда Тень объяснил те понятия, что были незнакомы Тане, она спросила:
— Как стар Мангон? Почти девяносто лет? Он же должен быть очень умным и усталым, как старик.
— Ну, человек в пятнадцать лет не ведет себя, как старая уставшая собака, а в пятнадцать лет они именно такие, — ответил Тень. — Люди взрослеют и учатся дольше, чем любое другое существо. Первые три года они вообще беззащитны, первые десять лет пытаются всеми способами себя убить, ввязываясь в неприятности, а некоторые продолжают этим заниматься, пока не добьются успеха, — он хмыкнул, намекая на приключения Тани. — Так же и драконы. Их юность длится до пятидесяти лет, до восьмидесяти дракона можно называть молодым, а зрелым считать до двухсот. Так что Мангон только недавно вступил в пору зрелости. Конечно, он видел и знает намного больше, чем ты, но многое его просто не интересовало в силу молодости и глупости, многому он не придавал значения. И хотя он уже правит Илирией, ему еще учиться и учиться.
— То есть Мангон — король? — спросила Таня после паузы на объяснения.
— Не совсем. Драгоном правит Верховный Совет, состоящий из нескольких драконов. Сейчас их номинально пять, но активно участвуют в жизни страны двое из них, причем Мангон тянет на себе большую часть дел. Он занимает позицию кардинала, по сути верховного жреца Великой Матери, но его друг, Кейбл, слишком увлечен войнами на юге и забросил все прочие дела. Помогает человеческий Сенат, да старая Аррон иногда дает мудрый совет. Ей давно пора на покой, но замены ей все еще нет.
— Айвенгу…
— Да. Ему не повезло, он так и не смог получить свою человечность, — Тень некоторое время молчал, опустив голову. — Поверь, Мангон не зверь. У драконов есть сердце и чувства, им тоже ведомы и любовь, и боль. В конце концов, он дал тебе сегодня шанс.