Их мать не спасла его. Она оставила его на пытки их дяде, а Эйприл ушла с ней. Предостережение, защита, которую придумала ее мать — Будь милой — не подходила Элиоту. Что не означает, что он не был привлекательным. Это могли быть его золотые волосы и розовые щеки, нарисованные яростью их дяди.
— Что это ты делаешь? — она указала на его комнату, заваленную кипами бумаг. Остатки различной еды были обложены и задвинуты за книги и листы бумаг.
— Пытаюсь проникнуть в суть вещей.
Эйприл подняла бумагу. Элиот сначала потянулся к ней, но затем махнул рукой. Она пробежалась глазами по тому, что он написал. Отчет о его жизни во дворце дяди.
— Я подумал, что было важно все записать, — сказал он. — Задокументировать то, что случилось.
— Я бы предпочла забыть, — проговорила она.
— Некоторые вещи невозможно забыть, — пожал он плечами. — Когда город сгорит дотла, думаю, будет важно оставить некоторые записи.
— Думаешь, сгорит? — спросила она.
— В конце концов.
— Тогда почему ты это не остановишь?
Элиот улыбнулся так, словно она пошутила, но, когда забирал обратно листок бумаги, его взгляд был отстраненным.
— Думаешь, я бы смог?
Она пожала плечами. И затем она упала на его диван, а он сделал ей чай, что-то подмешав, чтобы успокоить нервы.
Один год спустя
В Клубе Распущеность было тише обычного. Эйприл наклонилась, чтобы придержать последние накладные ресницы Аравии. Волосы Аравии мерцали фиолетовым, и она улыбалась медленной, грустной улыбкой, которая была очаровательной, хоть она и не знала об этом. Она даже не представляла, какой эффект производила на парней, и это было, как подозревала Эйприл, частью представления. Эйприл всегда была слишком самосознательной. Вероятно, по вине ее матери.
Но не эта самоосознанность делала ее непривлекательной для парней. А то, что она инстинктивно знала, как они реагируют на нее, и чем это может обернуться. В семнадцать лет она пресытилась романами. Смотреть на широко раскрытые от удивления глаза Аравии, когда парни флиртовали с ней, было и интересно, и душераздирающе.
Аравия переехала в апартаменты, напротив, около года назад. Мало того, что она находилась под боком, так еще и нуждалась в Эйприл, несмотря на то, что иногда Эйприл думала, что Аравия даже не заметит, если она исчезнет.
— Я приготовлю тебе кое-что, что поможет забыть о случившейся чуме, — сказал бармен. Эйприл проигнорировала его. Он всегда говорил подобные вещи, но его напитки не были настолько хороши. Элиот должен был встретиться с ней здесь час назад. Она пыталась не волноваться за него, но он не облегчал ей эту задачу — в последнее время он, как правило, занимался чем-то опасным.
Ее внимание привлек мальчик с голубыми веками в другом конце комнаты, поднявший брови, когда они встретились взглядами. Ей понравилось, что он не улыбался. Его надутый вид был очаровательным. Он помахал, и она увидела татуировку на его кисти. Это что-то напомнило ей, но она не могла думать об этом. Она застенчиво наклонила голову, и, взглянув из-под опущенных ресниц, заметила, что он через толпу направляется к ней. Приблизившись к ней, парень протянул ей высокий бокал, а еще один вручил Аравии. Эйприл осушила его одним длинным глотком. Он положил руки ей на плечи.
А затем поцеловал. И ей не нужно было вообще ни о чем думать.
Тем не менее, знойный мальчик с голубыми веками не мог помешать, ей волноваться за Элиота. В конечном счете, она отпрянула от него, и, не сказав ни слова, парень скользнул в толпу.
— Какое разочарование, — пробормотала она.
Бармен запустил еще один напиток по барной стойке, но она проигнорировала его. — Мой брат пришел? — спросила она.
— Думаю, он наверху, — сказал бармен. — Я относил вино в игровую, и он был там, играл с шахматы.
— Наконец-то, — но она была раздражена, что только усилилось, пока она поднималась по лестнице. Он должен был проходить мимо нее, когда направлялся в игровую. Почему он был такой невнимательный? И куда подевалась Аравия? То, как Уилл, татуированный швейцар, которого Дядя Просперо переманил из Морга, смотрел на нее, — задумалась Эйприл, — заставит Аравию наконец-то нарушить ее дурацкую клятву.
Игровая комната была заполнена сигаретным дымом. Элиот сидел в центре комнаты, прямо перед низким столом, вертя в руках пешку. Волосы молодого парня напротив были очень задымленными, или имели такой оттенок коричневого, что казались бесцветными.