— А почему ты именно сейчас решила перестать принимать соннодольче?
Она прокрутила в голове сотни разных вариантов, но ничто из этого ей не понравилось. В результате она просто сказала:
— Я жду ребенка и боюсь, что соннодольче может ему повредить.
Руан опустился на колени возле нее.
— Кьяра, любовь моя. Отложи свою корзину и нож. Дай мне обнять тебя покрепче.
Они долгое время стояли на коленях обнявшись. Щенки бегали вокруг, преследуя запахи в траве, словно кружили по тропинкам невидимого лабиринта. Дурманящий запах лилий всколыхнул сонм воспоминаний. Интересно, возложит ли великий герцог корону из красных лилий на голову Кристины Лотарингской? Если да, вспомнит ли он в этот момент Иоанну Австрийскую, которую когда-то любил и которая дрогнула под тяжестью короны?
Но все это уже неважно. Обо всем этом можно забыть и больше не вспоминать. Пожалуй, за исключением одной вещи.
— Ты никогда не жалеешь о том, что мы так и не нашли философский камень? — спросила она наконец.
— Нет, не жалею. Потому что его не существует.
— А вот и существует. Ты не был бы самим собой, Роаннес Пенкарианус, если бы не хотел, чтобы тебя запомнили как человека, раскрывшего величайшую тайну алхимии.
Руан усмехнулся.
— Возможно, когда-нибудь мы попытаемся снова повторить этот опыт. Вдвоем, как Николас Фламель и его жена Пернелла.
Кьяра улыбнулась и прильнула к нему.
— В ту первую ночь ты сказал мне, что не обязательно быть девственницей, чтобы служить мистической сестрой.
— Да, говорил, — рассмеялся Руан. — Более того, я бы ни за что не согласился на другой вариант.
— Они открыли тайну вечной жизни.
— Так говорит легенда.
— Кто знает, может, мы станем такими, как они? — сказала Кьяра. Она выбрала самую красивую красную лилию, сорвала цветок и воткнула его в свои волосы, туда, где над левым ухом росли седые волоски. — Может, мы тоже будем жить вечно.
