Артюхов: Вчера, после того как мы были у нашего любимого наркома, мы себе сказали, что тем людям, которые не хотят работать по-нашему, надо голову оторвать — и кончено… У нас стахановцы сейчас имеют все привилегии: для них и кино бесплатное, и медицинское обслуживание, и врача на квартиру вызывают, и т. д.
Орджоникидзе: Чего не хватает?
Артюхов: Не хватает, надо полагать, одной вещи. Вот, допустим, врачу нужно позвонить, а телефона нет, нужен телефон. Есть у меня пианино…
Орджоникидзе: Умеешь играть?
Артюхов: Пока не умею, но заверяю любимого наркома, что, раз уголь умею рубать, научусь и играть. Я заверяю всех, заверяю товарища Сталина, что научусь играть…
Было на совещании стахановцев и демагогическое заигрывание с неопытным рабочим классом, и натравливание его на техническую интеллигенцию, и науськивание на поиск врагов.
Л. Каганович: И вот сегодня мы можем сказать врагам: хотите вы, господа капиталисты, и вы, слюнтяи, плюгавые, жалкие лакеи буржуазии, хотите видеть наши результаты, плоды работы большевистской партии? Вот они, в Кремлевском дворце, сидят на этом совещании. (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают. Крики «ура».)
А. Жданов: На некоторых наших предприятиях стахановское движение встретило сопротивление со стороны оппортунистических консервативных элементов… Но мы крепко по этим настроениям ударили, одернули, призвали к порядку саботажников стахановского движения, дали им понять, что партия не остановится ни перед чем, чтобы смести с пути победоносного стахановского движения всех ему сопротивляющихся.
О том, какие методы применялись для похлестывания движения, сулившего, по пророчеству Сталина, «эффект втрое и вчетверо больше», свидетельствуют данные, приводимые на этом же совещании стахановцев. В докладе А. Жданова упоминается о том, что 10 октября 1935 года в Ленинграде было всего 484 стахановца, а 15 октября, то есть всего за пять дней, их «стало» более 14 тысяч. О степени давления на заводы и фабрики можно судить хотя бы по тому, что в эти годы была введена даже специальная форма отчетности «о численности рабочих, вовлеченных в стахановское движение». Сведения надлежало подавать каждые десять дней.
Между тем специалисты, которых, по словам Жданова, «ударили, одернули и призвали», предупреждали, что взвинчивание производительности за счет мускульной силы, ставка только на энтузиазм могут дать лишь кратковременный обманчивый успех, что рекордомания влечет за собой травматизм, снижение качества, что фальшью своей она пагубно влияет на нравственность, ибо рядовые рабочие не могли не видеть, как делаются нужные для «большого скачка» рекорды: за счет создания избранным рабочим особых условий, выделения лучших станков, технического «спецобслуживания».
На фоне наивности рабочих и работниц, спорящих перед светлыми очами вождей за то, кто кого «перестахановит» («Если найдутся работницы, которые будут брать 144 станка, то мы обязательно перейдем на 150. Если кто-либо заявит, что переходит на 150, то мы возьмем 200. Мы свой рекорд никому не отдадим!» — из выступления ткачихи Марии Виноградовой), особенно циничным выглядит не парадное, а реальное отношение Сталина к рабочему человеку. Среди стахановцев было немало таких, которые хотели учиться, стать техниками, инженерами. Отражая стремления этих рабочих, Алексей Стаханов написал в правительство письмо с предложением об освобождении стахановцев от производства на один-два дня в шестидневку для учебы. Сталин написал на документе краткую резолюцию: «т. Орджоникидзе. Дело не серьезное».
Сталин, которого на совещании стахановцев величали мудрым и чутким, видел в рабочем классе лишь пьедестал для памятника себе.
Делая вид, что ему ничего не известно о том, как созданная им административная система выдавливала из масс стахановское движение, Сталин назвал среди главных причин движения отсутствие эксплуатации и улучшение материального положения рабочих. «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселей. А когда весело живется, работа спорится», — объявил он.
Люди старшего поколения вспоминают, что с середины 30-х годов жить действительно «стало веселей». Восемнадцать лет спустя после революции власти позволили несколько скрасить унылый быт горожан.
На танцплощадки словно по мановению волшебной палочки возвращаются танго и фокстрот, в уличных киосках появляются цветы, в парках культуры и отдыха, к удивлению «непримиримых» борцов против буржуазного влияния, играют джаз-оркестры. В кинематографе царствует трогательная кинокомедия. Летом 1935 года в Москве на Красной площади организуется грандиозный парад физкультурников. Пять тысяч пионеров несут сплетенный из цветов лозунг «Спасибо товарищу Сталину за счастливую жизнь». С 1 октября 1935 года наконец отменены карточки на продовольствие. Кажется, что время «худых коров» минуло. От восторгов не может удержаться даже Максим Горький. В отклике на парад физкультурников он пишет в «Правде»: «Да здравствует Иосиф Сталин, человек огромного сердца и ума, человек, которого вчера так трогательно поблагодарила молодежь за то, что он дал ей радостную юность».