Откуда он знает эту мою слабость? Не из досье ли английской разведки? (Что там еще написано?) Потом вспомнил, что раскрыл свою привязанность сам, вкушая «Тичерс» в ЦДЛ, — все-таки у разведчиков блестящая память на детали, хотя, возможно, о самом главном за бутылкой они забывают.
В тот же вечер имел место быть теплый ужин, приготовленный очень английской Джейн, супругой и голубой мечтой любого писателя, закрывающей мужа грудью от любых посягательств на его драгоценное время, не говоря уже о секретарской и другой технической работе.
Постепенно я понял, что оказался гостем трудоголика, который после прогулки с собакой садится за письменный стол в шесть утра и пишет от руки (!) до самого ланча, а то и позже, жена тем временем перепечатывает на компьютере плоды предыдущего дня и дает ему на доработку.
Ритм жизни — напряженный, раз в два года Ле Карре считает необходимым выпустить один роман, это обеспечивает ему постоянный свет рампы: первый год читают роман в переплете, второй год в обложке, а затем уже на подходе и новый роман.
Параллельно идут фильмы, сделанные по его книгам, иногда он выступает в печати и очень редко дает интервью. Именно поэтому он один из немногих писателей в мире, живущих лишь на доходы от своих сочинений, наша пишущая братия уже начинает это слабо осознавать, хотя некоторые и рассчитывают безбедно жить на букеровские и антибукеровские премии.
Хозяин был гостеприимен и пообещал показать мне Корнуолл, хотя извинился, что раньше трех часов от трудов он оторваться не может, таков режим дня, впрочем, по утрам роль экскурсовода может взять на себя Джейн.
Я рассыпался в благодарностях и заметил, что люблю выпить рано утром бутылку водки и поговорить по душам. Лицо писателя на миг застыло, видимо, он представил пьяного полковника (возможно даже в шелковых офицерских кальсонах), который ломится к нему в кабинет, разрушая хрупкое творческое настроение. Впрочем, знаменитое чувство англосаксонского юмора тут же одержало верх над секундной растерянностью.
Трапезу мы завершили к одиннадцати часам (а ведь так хотелось покайфовать часиков до четырех!), хозяин любезно довел меня до дома и оставил наедине с Puilly fume, в компании которой я постепенно забыл о содержании наших философских бесед.
И правильно сделал: писателя надо читать, а не вылавливать мысли, оброненные за ужином или за рулем автомобиля.
Ле Карре не склонен вещать, зато он легко общается и радуется сиюминутному, не упуская главного (это я видел по его порой отстраненному взгляду): на пустую голову утром работать не садятся, мясо слов, облепляющее позвоночник сюжета, готовится впрок, каждая удачная фраза, каждый поворот — это результат и прожитого часа, и одного дня, и всей жизни.
За эти дни на «лендровере» мы осмотрели все достопримечательности Корнуолла. Заехали и к друзьям-соседям: художнику, пишущему в Египте и других живописных местах, а потом сбывающему свои полотна в Англии, и к бывшему контрразведчику, а ныне 75-летнему холостяку, редактору журнала о садоводстве и до сих пор любимцу дам…
Что же такое Джон Ле Карре?
Подобно Митричу, покаравшему Васисуалия Лоханкина за невыключение света в клозете, я в гимназиях не обучался и бесхитростно делю книги на хорошие и плохие, не ломая голову над премудростями жанра.
Так вот: Джон Ле Карре — это автор хороших книг.
В них и политика, и борьба амбиций, и любовь, и предательство, и смех, и ненависть, и вереницы сочных характеров. И во всех романах — неприглядный образ нашего мира, сорвавшегося с якоря и дрейфующего без компаса морали.
И самое главное: Джон Ле Карре — настоящий романтик, который верит в любовь, дружбу, порядочность, силу ума, величие души, в этом смысле он старомоден, как Диккенс или Тургенев, и слава богу! — ведь столько развелось чернушни-ков! Взять хотя бы наши идиотские детективы и триллеры!
Писатель суров и независим в своих суждениях и с одинаковой силой крушит и «левых», и «правых», и красных, и белых, и своих, и чужих.
Он одинок, и от этого ему грустно.
Ким Филби
«О, мученики догмата, вы тоже жертвы века!»
Когда в 1974 году я был призван на пепелище английского направления, догорающее после невиданной в истории высылки 105 советских дипломатов и разведчиков из Англии, то на авансцену сразу же выполз актуальный вопрос: что делать?
Прошлое лондонской резидентуры было блистательным, в свое время точка ломилась от ценных агентов, так каков же золотой ключик к этим грандиозным успехам? Хотелось иметь близ себя мудрого советника, вдохновляющего и указующего перстом, но не из слишком мудрых коллег, выбившихся в генералы, а из тех, кто рисковал жизнью и сам был частью истеблишмента. Наши агенты-англичане, проживавшие в Москве, нашли себя на научно-исследовательской ниве, варились в кандидатских и докторских и к прошлому относились философски, один Филби нигде, как говорится, постоянно не работал, хотя временами давал консультации сотрудникам разведки.