В конце концов запуганные им американцы доставили Голицына к Энглтону в Лэнгли.
Внешне Голицын производил прекрасное впечатление: улыбчив, обходителен, со светскими манерами и недурственной женой, когда-то подвизавшейся на артистической ниве.
Из Голицына водопадом били энергия и инициатива, он был изобретателен и зарекомендовал себя в КГБ различными смелыми прожектами, которые иногда благосклонно воспринимались начальством.
В 1952' году, в возрасте 26 лет вместе с двумя коллегами он ухитрился представить Маленкову план радикальной реформы всей советской разведки.
Время тогда было смутное, посадили шефа безопасности Абакумова, шили «дело врачей», любые новые, хотя и несовершенные идеи использовались для рубки старых голов, и Голицына мгновенно сделали большим начальником, однако ненадолго: в политбюро его план не одобрили, и калифа на час быстренько сбросили на прежнее место, посеяв в его душе вечную злобу к тем, кто не смог по достоинству оценить его золотые мозги.
Сотрудник КГБ Петр Дерябин, сбежавший еще в 1954 году, много лет спустя писал о Голицыне: «Меня поражал в нем ум вечного студента, а не оперативного работника. У него был большой рот, из которого сыпались рассказы, придававшие важность его персоне. Например, он утверждал, что в 1951 году встречался со Сталиным в Сочи. Но это неправда, ибо в том году Сталина в Сочи не было! Его голова была всегда перегружена планами, планами реорганизации всего!»
Его бы после фиаско с реорганизацией послать на укрепление райотдела где-нибудь в Пермском управлении, однако отдел кадров просмотрел обиду амбициозного чекиста, недооцененного узколобым руководством, и направил его в венскую резидентуру КГБ.
Затем — Финляндия, где Голицын тут же узрел все недостатки хельсинкской резидентуры, вознамерился всю ее реформировать, накатал телегу в Москву на резидента и в ответ получил по носу.
Предвидя окончательное крушение своей карьеры и невостребованность светлого ума, он и решил перейти на сторону врага и сделать карьеру в новом учреждении.
Энглтон и Голицын оказались роковым образом похожими друг на друга в главном: все важнейшие события, происходившие в мире, они считали делом рук КГБ, эта страшная организация проникла во все поры западного мира, манипулировала партиями и правительствами, научно-техническим прогрессом, подготавливая коммунистическую революцию.
Вроде бы ничего нового — ведь тезис о «советской угрозе», «руке Москвы» постоянно муссировался западной пропагандой, обеспечивая вливания в военные бюджеты. Да и сейчас, немного поостыв, он вновь ожил в виде угрозы «русской мафии», или «русского национализма», или «возрождаемого коммунизма».
Однако Голицын не мог ограничиться лишь общими декларациями о том, что советско-китайские противоречия — это липа, конфликт Сталина и Тито придуман КГБ, переговоры по разоружению — ловкий маневр Совдепии, жаждущей напасть на НАТО, политика разрядки напряженности — хитрый трюк, отход Хрущева от линии Сталина — втирание очков Западу, а «Пражская весна» — лишь запланированная операция КГБ.
Кое-кого он выдал: советского агента в НАТО Жоржа Пака, клерка английского адмиралтейства Вассала — это укрепило доверие к нему.
Однако где же пачки агентов в спецслужбах? Где свитые ими гнезда шпионажа?
Больше ничего конкретного Голицын сказать не мог и вообще вел себя крайне странно: не говорил по-русски, считая, что знавшие наш язык американцы являются агентами КГБ (сам он еле-еле говорил на ломаном английском, и это создавало большие трудности при его допросах, приходилось все записывать на пленку, а потом буквально расшифровывать), в отличие от других перебежчиков отказался выступать в сенатской комиссии, запретил сообщать что-либо о себе в прессе и впервые официально заявил о себе лишь в 1984 году, через 23 года после своей измены.
Мироощущение одного фанатика идеи «руки Москвы» полностью наложилось на мироощущение Джека Энглтона, который уверовал в нового «разгребателя грязи» и сделал Голицына своим ближайшим советником.
Два фанатика в спецслужбах — это больше, чем материальная сила, это целый ураган.
И началось.
И продолжалась охота на советских агентов почти двадцать лет.
Первой жертвой Голицына стал высокопоставленный ветеран ЦРУ Питер Карлоу. Энглтон взял его в активную разработку лишь на основе домыслов Голицына, что внутри ЦРУ работает агент, фамилия которого начинается на букву «К», и со славянскими корнями. Никаких доказательств сотрудничества Карлоу с КГБ не обнаружилось, тем не менее ему пришлось уйти со службы.