Перед уходом с вражеской территории шпион приобретал собаку, которая сопровождала его. Шпиону выдавались тонкая бумага и алюминиевая капсула. На бумагу он заносил схемы местности и позиции противника, затем он ее скручивал, закладывал в капсулу, а последнее заталкивал в задний проход собаки».
Оноре де Бальзак
«Профессия шпиона великолепна, когда он работает сам по себе. Разве это не похоже на наслаждения вора, который сохранил характер честного гражданина? Но человек, выполняющий эту работу, должен уметь сдерживать ярость, не мучиться от нетерпения, стоять по колени в грязи, переносить холод и дикую жару и не обольщаться фальшивыми надеждами. Он должен быть готов по мановению пальца мчаться к неизвестной цели, он должен переносить разочарование от фиаско, он должен уметь бежать или застывать, как мумия, он должен часами стоять, наблюдая за окном, он должен придумывать тысячи планов для действия… Единственно сопоставимое в жизни — это захватывающее ощущение игрока».
Комптон Маккензи, английский разведчик.
«Вода в мозгу»
«Хантер-Хант важно покачал головой.
— Конечно, сейчас мы знаем, почему Катценшлоссер пытался выступать как Н. в Париже.
— О, я должен объяснить, — сказал Бленкинсоп. — Дальнейшее расследование показало, что человек с большим подбородком был совсем не Катценшлоссер. Оказалось, что это — Черчилль, известный американский банкир.
— Откуда вы получили эту информацию?
— От швейцара в отеле в Плонплоне.
Майор Хантер-Хант улыбнулся сочувствующей улыбкой опытного человека.
— Почти аксиома в нашей работе, мой дорогой, это то, что ни на одного швейцара в отеле нельзя полагаться.
— Но я совершенно уверен, что этот человек говорил правду.
— Вполне возможно, — сказал мягко Хантер-Хант, — что швейцар из Плонплона действительно верил, что Катценшлоссер — это американский банкир Черчилль. Но те, кто на опыте работы с Катценшлоссером убедились в его магической способности к перевоплощению, знают, что это не настоящий Черчилль».
Вальтер Кривицкий, советский разведчик.
«Я был агентом Сталина»
«— На протяжении полных трех дней и ночей, — рассказывал шеф ИНО ОГПУ Абрам Слуцкий (уничтожен в 1937 году. — М. Л.), — мы разговаривали и спорили. Все это Мрачковский (старый большевик, арестован как троцкист. — М. Л.) ни на минуту не заснул. Мне удалось урвать около 3–4 часов сна за все время, пока мы с ним боролись.
— Я довел его до того, что он начал рыдать, — говорил мне Слуцкий. — Я рыдал с ним, когда мы пришли к выводу о том, что все потеряно, что единственное, что можно было сделать, это предпринять отчаянное усилие предупредить тщетную борьбу недовольных «признаниями» лидеров оппозиции. Мрачковский попросил, чтобы ему разрешили свидание с Иваном Смирновым, его близким соратником… Это была болезненная сцена. Два героя революции обнялись. Они плакали. Мрачковский сказал Смирнову: «Иван Никитич, дадим им то, что они хотят. Это надо сделать». Мрачковский пытался убедить Смирнова, однако тот не сдавался. Все это время они держали друг друга в объятиях и рыдали. Наконец Смирнова увели».
Генерал Николай Леонов.
«Лихолетье»
«Приходилось быть осторожным на приемах и раутах. Были примеры тяжелых, иногда смертельных отравлений. У каждой контрразведки свой почерк… Против грубых силовых приемов или психологического давления разведчик бессилен. Что стоит контрразведке, например, послать на дом жене разведчика гроб с венком, якобы заказанный для него в похоронном бюро».
«Не успел я остыть от душевного кипения, вызванного съездом, как вдруг раздался звонок от шефа (В. Крючкова. — Ред.), который сказал: «Не падай в обморок от неожиданности, но позвони такому-то. Тебя хотят выдвинуть кандидатом в народные депутаты по Краснодарскому краю против О. Калугина». Батюшки-светы! Очередное наваждение! Я позвонил, выдвинул свои резоны, сомнения в разумности такой инициативы, когда наша конкуренция может превратиться в «опереточную забаву». Прошло всего с десяток минут, как выяснилось, что регистрация кандидатов в Краснодарском крае закончилась днем раньше, там их уже набралось человек 20 и поезд, как говорится, ушел. «Ну и ну, — крутили мы с коллегами головами, — какую бы инициативу ни выдвинули наши руководители, она обязательно окажется позавчерашней».