Было тяжело. Очень тяжело, но он собрался с силами и попросил больше не навещать его в тюрьме ни одной, ни с детьми. Она заплакала, но с облегчением, встала и ушла, охранник препроводил его в мастерскую к брезентовым мешкам, сердце разрывалось от боли, он обратился к доктору, и тот сделал ему инъекцию.
Все кончено, он одинок, в конце концов, одиночество всегда настигает нас.
Разве в смерти мы не одиноки?
К счастью, от невеселых мыслей его отвлекли два битникообразных молодых человека, представившихся, как Майкл и Ник.
— Нам дали по 18 месяцев за проникновение на американскую базу, — сказал Майкл. — Правительство так лижет задницу американцам, словно Англия уже превратилась в американский штат.
— Вы из «Комитета 100»? — спросил Рептон, эту радикальную организацию он хорошо знал по прессе, острые методы ее не одобрял, но уважал за смелость и решительность действий, особенно когда дело касалось одностороннего ядерного оружия, естественно, буржуазной Англии. Ах, если бы все страны разоружились одновременно! Рептон в свое время не раз задавал вопросы своим советским кураторам, почему же первое в мире пролетарское государство не готово возглавить борьбу за ядерное разоружение столь радикальным способом, но каждый раз ему разъясняли, что Советы опасаются закабаления Западом и это определенно случится в случае послаблений в коммунистической политике. Когда же Рептон говорил, что в конце концов вся планета задохнется от ядов, радиации, мерзкого климата и всеобщего запустения, кураторы улыбались и называли его идеалистом.
Это было неприятно — ведь Рептон искренне верил, что только коммунисты смогут решить все глобальные проблемы, разве капитализм способен отказаться от прибавочной стоимости, а ведь именно эта поганая стоимость и лежит в основе всех войн, все гонок вооружений, всех бед.
— Вы нам симпатичны как враг буржуазного государства, — заявил Ник, — но ваши шпионские методы борьбы с ним компрометируют саму борьбу, и на знамени появляются грязные пятна.
— Кстати, мы поддерживаем кражу государственных секретов, — вмешался Майкл, — но не для тайной передачи их другому государству, а в целях их обнародования. Простые англичане должны знать, что творится за кулисами правительственной кухни.
Жаль, что нет надежной связи с Кедровым или его коллегами, подумал Рептон, такие люди — на вес золота, конечно, с ними не так просто сварить кашу, но медленно, точа водою камень, всегда можно убедить в полезности и тайных связей.
Новые знакомцы оказались приятными людьми и пригласили Рептона на лекции по английской литературе и на концерты камерной музыки — обо всем этом они уже договорились с начальником тюрьмы, который не только не имел возражений, но очень обрадовался: всем известно благотворное воздействие культуры на умы заключенных, они растворяются в Бахе, не занудствуют с претензиями, едят что дают и исправно выходят на работу. В компанию взяли и ирландца, мужичка с характером, тосковавшего по воле и забавлявшего всех веселыми анекдотами.
Так началась новая жизнь у Джорджа Рептона, конечно, не фонтан, но и не тихий ужас, как казалось вначале, — человек привыкает ко всему.
Однажды после прослушивания «Времен года» Вивальди Майкл сообщил:
— Нам осталось сидеть один месяц, Крис. Вчера мы с Ником говорили о вас. Скажите, вы и вправду думаете выйти отсюда в глубокой старости? Вам не приходили в голову мысли о побеге?
— Конечно, приходили, — ответил Джордж простосердечно.
— Мы так и думали. Во всяком случае и я, и Ник всегда готовы вам помочь.
Спасительная надежда появилась внезапно, и Рептон с чувством стиснул руку молодому человеку.
Через месяц обоих освободили, о побеге больше речь не заходила, Рептон невольно думал: уж не на провокацию ли он клюнул? Или это желание своеобразно посочувствовать? Черт разберет этих англичан!
Тюремные дни тянулись своей чередой, утро начиналось звоном медного колокола, будившего заключенных, затем все выстраивались в очередь, чтобы слить парашу из пластмассовых ночных горшков, умывались и вскоре выходили в столовую. Работа в мастерской, прогулки в тюремном дворе, самоусовершенствование, трапезы три раза в день, вечером бывало и кино.