— Не хочу оскорблять христианские языки, — сказал Абдул Пьеру, — но турецкий язык — самый вежливый, благочестивый и научный из всех языков мира. На Востоке люди более утонченные, а манеры более изысканные, чем здесь на Западе. Там речь всегда должна быть благочестивой. Служители Магомета молятся пять раз в день на прекрасных маленьких ковриках, лицом к Мекке, которая является святым местом. Я должен научить тебя неверным и несправедливым фразам, потому что без них ты не сможешь правильно говорить по-турецки. Кроме того, существуют клятвы: клянутся бородой Магомета, смоковницей и маслиной, зарею и десятью ночами, четом и нечетом[8] и многими другими удивительными вещами. И кроме того, существует искусство правильной бранной речи. Турка сочтут глупцом, если он назовет человека собакой. Человека нужно назвать последней из длинной вереницы собак, совершенно неразличимых, произведенных на свет по крайней мере паршивым ублюдком, а лучше золотушной сукой, питающейся тошнотворным верблюжьим дерьмом. И я научу тебя всему, что я знаю о нашей элегантной системе чисел, которую ныне преподают крупнейшие христианские ученые в Парижском университете.
Абдул, сам не зная этого, заложил у Пьера некий благородный консерватизм в построении фраз, который с годами укрепился, как часто случается с речью пожилых людей, говорящих на всех языках. Еще не пообщавшись ни с одним турком, Пьер уже говорил как благочестивый старый джентльмен времен последней турецкой династии.
Одной из новостей мирного времени было появление парадных доспехов. Разумеется, на турнирах применялись настоящие доспехи, столь же прочные и подлинные как боевые. Но бывали случаи, когда требовался великолепный наряд, и некоторые богатые дворяне начали заказывать у Хью костюмы, которые он считал слишком экстравагантно разукрашенными и опасно тонкими. Заказчики хотели, чтобы он повторил в металле вес и стиль одежды, сшитой портными. Такие доспехи создавались, чтобы в них показаться, а не сражаться. Хью приходилось идти против собственной совести, ему не по сердцу было делать бесполезные доспехи. Отчасти с помощью нового метода отжига, а отчасти благодаря дополнительному упрочнению при ковке, что требовало больших усилий, он мог изготовить парадные доспехи, которые по степени защиты почти не уступали его лучшим боевым доспехам.
Особенно тщательно он работал над доспехами для барона де Реца.
Однажды утром, сухой осенью 1438 года, в мастерской появился шепелявый простофиля и объявил, что его господин, барон Жиль де Рец, лейтенант Британии и маршал Франции, хочет заказать особенно тонкие парадные доспехи. Фигура пажа была точной копией фигуры господина:
— Поэтому я пришел на примерку, клянусь Юпитером!
При словах «клянусь Юпитером!» Хью навострил уши.
Неужели культура, наконец, пришла во Францию? Он знал, что в Италии многие грамотные люди начали клясться именами старых римских богов, как если бы эти боги ожили вновь. Знакомство с классической мифологией считалось проявлением оригинальности. Даже священники иногда клялись древними латинскими божествами, поскольку это подчеркивало образованность, усиливало выразительность и не казалось нечестивым; Возрождение только начиналось, и старые боги еще не вернулись и не вселили в человечество дух утонченного скептицизма. Хью не слышал таких клятв во Франции.
— Клянусь Бахусом! Заказ твоего господина будет выполнен наилучшим образом, — воскликнул Хью с приветственным жестом.
— О! — откликнулся паж. — Он может научить Бахуса новым трюкам. С помощью своего вина. И Венеру тоже, — захихикал он, — но не скажу, как.
Хью начал оправляться от первого импульса радушия. Он был не очень знаком с языческим пантеоном, но у этого молодого пажа с хорошей фигурой голова была набита всяким дерьмом.
Тщательные замеры, которые выполнял Хью перед изготовлением доспехов, могли бы утомить столь нетерпеливого клиента как барон. Сначала пажа уложили на спину на большую плиту, так что он стал похож на фигуру на надгробном камне. Хью обвел его силуэт мелом. Затем он часами стоял на помосте, пока Хью и его помощники дотошно измеряли ширину его плеч, длину конечностей и частей тела вплоть до суставов кистей и ступней. Это делалось с помощью набора кронциркулей, от крохотных до огромных, которые раздвигались и сжимались как клешни омара. Размеры последовательно наносились на грубый силуэт, нарисованный мелом на плите. При таком методе ничего не надо было записывать, и постепенно плоская фигура становилась точной копией оригинала. Затем пажа уложили на бок и повторили весь процесс.