Выбрать главу

Когда Пьер попробовал вино, он удивленно поднял брови. То было редкое вино с пряностями, которое он пробовал всего один-два раза после обеда у сэра Роберта. Тогда он, конечно, не мог оценить его.

— Это благородное вино! — воскликнул он. — Это делает честь благородному вельможе, который угощает нас! — Он поднял чашу в честь Уильяма и все выпили за него.

Уильям ответил:

— Это делает честь благородному ужину, мой друг! — и все выпили и за это. Скоро они пили друг за друга, и за соседей, пожилых людей за следующим столом, и даже за честных солдат, пьющих сидр и играющих в кости на полу у двери.

Вино было коварным, крепким, непредсказуемым по своему воздействию. Оно казалось сладким, но после этой сладости во рту оставалась горечь, так что снова хотелось ощутить его сладость. Оно имело необычный зеленоватый оттенок. Его легко было потягивать всю ночь; легко, но опасно.

Бэрроу откинулся назад на скамье, крепко держась за стол. Его глаза и желудок немного вышли из-под контроля после выпитого вина и поглощенной пищи.

— Действительно, благородное, — заметил он, — но без музыки стало скучно. Не сыграешь ли ты для нас на волынке, Чарльз из Лиможа? — Он обращался к молодому музыканту, который столь энергично играл на органе в соборе. Он был сыном сенешаля[11], пользовавшегося большим уважением в родном городе. Чарльз из Лиможа изучал медицину.

— Не знаю, смогу ли я, — чистосердечно ответил он. — После вина нашего благородного друга мои легкие совсем не работают.

— Но где-нибудь в тебе есть воздух, — сказал Бэрроу и предложил, как им воспользоваться. На этот раз все охотно захохотали. Чарльз дурашливо растопырил пальцы перед собой, как будто не мог разглядеть их.

— Будь любезен, сосчитай мои пальцы, Пьер.

Пьер внимательно рассмотрел его руки.

— У тебя две руки, Чарльз, не так ли?

— Да, конечно.

— По крайней мере, две, — сказал Уильям, склонившись над столом и с мрачной уверенностью кивая головой.

— Если верить бритой макушке монаха Джона, который обучил нас полезной науке — математике, у тебя на каждой руке по четыре пальца и по одному большому пальцу, а всего на двух руках восемь пальцев и два больших пальца. Этого достаточно, чтобы закрывать клапаны твоей волынки. Я уверен, что мои вычисления верны, хотя выполнить их было нелегко.

— Ну что же, значит, я в порядке, — воскликнул Чарльз.

— А теперь я сосчитаю, — возразил Уильям, серьезно качая головой. — На мой взгляд, их гораздо больше. Но без сомнения еще одна чаша вина уменьшит количество лишних органов Чарльза до нормального числа, — и чтобы убедиться в этом он осушил чашу.

— Увы! Их стало в два раза больше!

Анна принесла инструмент, который был отдан владельцу гостиницы, когда они вошли. Чарльз взял кожаный мешок подмышку, приставил восемь пальцев и два больших пальца к соответствующим клапанам и надул мешок. Потом он прижал его локтем к телу и извлек несколько пробных скрипучих звуков, закончив на низкой мягкой ноте.

— В твою волынку попали пузырьки, Чарльз, — произнес Уильям. — Откуда они? Что случилось?

— Моя волынка не будет играть, — ответил музыкант, — пока кто-нибудь не станцует. — Все взглянули на Анну, а Бэрроу сказал:

— Давай, девочка, покажи свои ножки.

Анна надула губы:

— Твое приглашение, Джеймс Бэрроу, почти столь же вежливо, как приглашение волынки.

Чарльз из Лиможа ужаснулся:

— Моя волынка невежлива? Мой милый маленький мешок ветра невежлив по отношению к леди? Ну, ладно! Я накажу его! — И он сильно шлепнул по кожаному мешку. При этом раздался такой звук, будто он шлепнул человека, а его искусные пальцы извлекли ноты, которые очень напоминали сердитые причитания наказанного ребенка. Все рассмеялись и обида Анны улетучилась. Чарльз начал играть танцевальную мелодию, а Анна еще выше подтянула свою короткую юбку и начала танцевать.

Ее движения были свободными, что соответствовало характеру танца, она исключительно грациозно двигалась между столами на своих длинных ногах, так что никто не мог оторвать от нее глаз. Но она все время возвращалась к большому столу у камина, за которым сидели Бэрроу, Уильям и Пьер.

Как все они знали, танец откровенно изображал краткую историю крестоносца, который отправился в святые места, и влюбленного, который остался дома. История состояла из полного достоинства расставания, долгой разлуки, встречи с влюбленным, которого девушка сначала отталкивает, но в конце концов принимает.

вернуться

11

Сенешаль — королевский дворецкий (прим. перев.).