– В последний раз мы встречались на свадьбе у Сарди? Старшего сына Пьеро, в Фиренте?
– Ты там присутствовал? Я стал забывчив.
Его собеседник улыбнулся:
– Нет, не стал.
Елена прошла мимо них с высоко поднятой головой, держа в руках отвар из трав, и проследовала в комнату к молодой женщине, лежащей на кровати.
– Выпейте это, – сказала она, подавая чашку, затем приблизилась к мужчине на лежанке. – Он без сознания и не чувствует боли.
– Вы это знаете?
– Да.
– Ему нужны молитвы, – сказала девушка, – и священник. Это для него важно.
– Поблизости нет священника. А молитвы прочтите сами.
– Вы обратились не к тому человеку.
– Вы так думаете? Если у него есть семья, вы сможете им сообщить, что необходимые слова были произнесены.
Девушка посмотрела на нее пристально, но через несколько мгновений все же начала произносить знакомые фразы молитвы над умирающим. Елена в них не верила, но слышала множество раз в течение жизни.
Целительница снова опустилась на колени возле лежанки и осмотрела обе раны. С плечом она бы сумела справиться, но рана в боку была смертельной. Мужчина еще дышал, но с его лица уже исчезли краски, и кровь просочилась сквозь тонкий матрас, капая на пол под лежанкой.
– Я постараюсь облегчить его боль, но и правда уверена, что он ее не чувствует, – сказала Елена.
Она говорила не столько с другой женщиной, сколько с собой, и сама понимала, что твердит одно и то же. Она была потрясена и напугана. Люди и прежде умирали в этой комнате, но не насильственной смертью. Поединок, война, убийственная ненависть до сих пор не входили к ней во двор – только жертвы родов, крестьянского труда, болезней. Ее удивляло, что она почти не чувствовала гнева, но, может быть, он придет позже?
Стоя на коленях перед лежанкой, словно молясь (но она не молилась), и глядя на мужчину, она уловила тот момент, когда он умер. Когда для него все закончилось, началось, изменилось.
В тебе может быть жизнь, ее дар, ее тяжесть, ее возможности, а потом… ее уже нет. Сердце бьется, потом перестает биться. Ты становишься просто телом на лежанке – исчезаешь и не можешь ничего рассказать о том, что там дальше.
Елена сложила ему руки на груди, оглянулась на девушку на кровати.
– Мне очень жаль, – сказала она. Снова поднялась на ноги. – Вы знаете его семью?
– Только мать, она в монастыре возле Акорси.
– Одна из Дочерей Джада?
– Она у них работает.
– Тогда за него помолятся.
– Вам не все равно? Вы во все это верите?
Но Елена не была готова делиться своими мыслями о столь важных вещах с незнакомым человеком. Она лечила их или пыталась лечить, но ее верования были ее личным делом. Елену поразило то, что эта молодая женщина так хорошо ее поняла и что у нее хватило смелости задать такой вопрос.
– Я верю в то, что приносит утешение живым людям. И мне жаль вас, ведь, по-видимому, вы хорошо знали друг друга.
– По-видимому, – с горечью повторила девушка.
Елена вышла в соседнюю комнату. Двое мужчин по-прежнему были там, один стоял, другой сидел – внешне совершенно спокойно. Ей показалось, что оба молчали все время, пока ее не было в комнате, и это было необычно. Едва Елена вошла, Фолько спросил, будто они ждали ее, чтобы продолжить представление:
– Он умер?
– Мне очень жаль, но да. – Она повернулась ко второму мужчине, сидящему на ее сундуке с постельным бельем. – Вы можете приказать своим людям вынести его на лежанке из комнаты для больных? Справа от входа, во дворе, есть сарай. Он не заперт, его можно пока положить там на ящики.
– Какое это имеет значение? – возразил высокий мужчина. – Он мертв.
Елена смерила его взглядом.
– Там женщина, которую я лечу. Не хочу, чтобы рядом с ней лежало мертвое тело. Вы будете так добры, что поможете, или мне послать за людьми в деревню?
– Это плохая мысль, – ответил он.
– Тогда позовите своих людей.
Оба мужчины носили мечи, у обоих на поясе висели кинжалы. В комнате физически ощущалось присутствие ненависти, словно некой потусторонней силы. От этого кружилась голова, Елене казалось, что она вот-вот лишится чувств.
Внезапно она подумала о том, знает ли Монтикола, кто та женщина в соседней комнате? Возможно, нет. Он ее не видел.
Снаружи донесся приглушенный крик, потом второй, что-то треснуло – ветка под ногой или что-либо еще.
Мужчины смотрели на дверь, закрытую для защиты от ночного холода. Они прислушивались. Никто не двигался.
– Твои шесть человек, – произнес Монтикола. – Как я уже говорил, если они не наделают глупостей, их только разоружат и никто серьезно не пострадает. Они умны?
Мы за вами следили, сказал он раньше. А второй назвал это ложью.